Евгений проклинал свою новую природу за то, что все тревоги и
потребности вампира ограничивались желанием напиться крови,
насытиться багряно-сладким ядом для сердца и разума.
«Доброжелатель» как будто дал на короткое время антидот, избавил
от мании, отрезвляя, пробуждая рассудок. Но хватило всего на один
день и одну ночь, которую Евгений провел вблизи свалки, не зная,
куда идти. Он просто сидел на сплющенной картонной коробке, поджав
ноги и ловя языком дождь, исключительно гадкий на вкус. Он мог бы
пойти, куда угодно. Но эта зыбкая свобода доказывала, что без цели
она так же бессмысленна, как и заточение.
Похоже, он задремал на несколько минут или часов, по крайней
мере, впал в оцепенение, не дающее ни покоя, ни отдыха. Усталость
отмеряла лишь жажда крови.
На следующее утро Евгения пронзил ясный солнечный свет, все
вокруг переливалось ровным мерцанием теплого апрельского солнца.
Сквозь непроницаемо-черные стекла очков все краски мира теряли
прозрачность, но иначе бы вампир ослеп. Иначе начал бы метаться в
поисках темного подвала.
Евгений стойко шел вперед, точно испытывая себя, радуясь, что
кожа хотя бы не дымится от ультрафиолета. Все еще не хотелось
становиться бессмысленной ночной тварью, как в книгах, где «хозяин»
порабощает волю обращенного, низводя несчастного до уровня
животного.
А еще в прошлом году он, как ребенок, скучал по погожим дням.
Теперь все изменилось. И сердце тосковало по настоящей свободе,
мечась в клетке новой реальности. Печаль и боль обгладывали
душу.
Золотом и сапфирами рассыпались искры неба, но красные глаза
видели лишь блеклую дымку сквозь тонированные стекла. Евгений,
осторожно щурясь, приподнял очки, но спустя миг громко зашипел и,
приглушенно охая, кинулся в тень близлежащей бойлерной. В голове
словно взорвался вулкан, извергающий жгучую лаву. Евгений крепко
обхватил пульсирующие виски.
Случайные прохожие, ранние дворники и работники, бредущие от
электричек, кидали равнодушные незамечающие взгляды на сгорбленную
фигуру. За что? Почему никто не пытался помочь? Даже если никто не
сумел бы.
Так же, а порой гораздо хуже, выглядели обычные люди, и к ним
тоже никто не подходил. Многие пугливо прибавляли шаг, возможно,
опасалась попасть в когти собственной совести. А так… не
обернулся – не было. Иные просто не смотрели в его сторону,
витая в своих измышлениях, считая их более важными, чем чья-то
посредственная жизнь.