Сьюки не обладала артистическим талантом, но обожала общественную жизнь и, побуждаемая стесненными обстоятельствами, всегда была готова написать об очередном разводе в местный еженедельник «Иствикское слово». Когда она ходила легкой грациозной походкой туда-сюда по Док-стрит, прислушиваясь к сплетням, роскошь магазинов, безобразные скульптуры Александры, выставленные в витрине «Тявкающей лисы», или рекламный плакат в армянском магазине, оповещающий о концерте камерной музыки, который состоится в униатской церкви с участием Джейн Смарт (виолончель), возбуждали ее, словно внезапно сверкнувший в песке на берегу осколок стекла или четвертак, найденный в грязи на обочине, – чудом спасшийся обрывок кода, сгоревшего вместе с мусором повседневного опыта, внезапно сверкнувшая молния, соединившая внутренний и внешний миры. Сьюки любила своих подруг, а они ее. Сегодня, отстучав на машинке отчет о вчерашних собраниях в ратуше совета экспертов по оценке имущества (тоска: все те же старые малоземельные вдовы, клянчащие скидок) и комиссии по планированию (не оказалось кворума: Херби Принс на Бермудах), Сьюки стала с нетерпением ждать Александру и Джейн, которые должны были зайти к ней выпить. Обычно они собирались по очереди в одном из трех домов по четвергам.
Сьюки жила в центре города, это было удобно для работы, хотя ее нынешний дом – миниатюрная постройка 1760 года, двухэтажная с фасада, одноэтажная с тыла, расположенная на кривой улочке, носившей название Хемлок-лейн, в глубине от Оук-стрит, была шагом назад по сравнению с обширной фермерской усадьбой – шесть спален, тридцать акров земли, микроавтобус, спортивный автомобиль, джип, четыре собаки, – в которой они с Монти жили раньше. Но присутствие подруг преображало домишко, окружая аурой ожидания волшебства; для своих сборищ подруги обычно приберегали какую-нибудь необычную, яркую деталь костюма.
Александра появилась из боковой кухонной двери в шитой золотыми нитями парсийской[9] шали; в руках, словно гимнастические гири или кровавые улики, она держала две банки острого, пахнущего базиликом томатного соуса.
Ведьмы расцеловались, прижимаясь друг к другу щеками.
– Вот, солнышко. Знаю, что ты больше любишь что-нибудь несладкое, пикантное, но… – сказала Александра тем волнующим гортанным контральто, каким русская женщина произносит слово «было». Сьюки приняла дары-близнецы в свои гораздо более тонкие руки; на бумажных наклейках были заметны выцветшие крапинки. – В этом году помидоры почему-то плодятся как сумасшедшие, – продолжала Александра. – Я уже приготовила около сотни таких банок. А однажды вечером даже вышла в огород и крикнула: «Пропади вы пропадом, пусть все остальное сгниет на корню к чертовой матери!»