Лаврентий Павлович поправил пенсне,
вспомнил с кривоватой улыбкой, какой характеристикой «наградил» его
«попаданец». «Всесильный нарком» да, всесильнее некуда! В СССР даже
Сталин не был всесильной фигурой, хотя и сосредоточил в своих руках
очень серьезную власть. Но в своих решениях Хазяин тоже
руководствовался отношением с теми или иными группировками в
партии, а, особенно, на местах. Очень много факторов учитывал
Берия, когда решал какие-то вопросы. А вот это: «тень Сталина»? –
еще один интересный эпитет в сторону его, наркома, от попаданца. Ну
с этими определениями еще куда ни шло, а вот это: «самый
эффективный менеджер двадцатого века» - это что, такое тонкое
издевательство? Или оценка его деловых качеств? Вот только оценка с
какой-то неприятной для самого Лаврентия Павловича гнильцой, не
нравилось оно ему, совершенно не нравилось.
Чай был хорошо заварен, но вкуса его
нарком не ощущал. Переработался. Это правда. Время – самый
быстроускользающий ресурс. Вспомнил он и про намек «попаданца» на
его стол, за его «неудобство»… потом, нехотя вроде как Виноградов
поведал, что сочинили про Лаврентия Павловича байку, и про байку
поведал. Но все как-то обтекаемо, в общих чертах. Нет, чтобы
сообщить: такой-то и такой-то пустил слушок, а сплетню подхватили
такие-то и распространяли по городам и весям… Нарком перевел все
это в шутку, но память у него хорошая. И явный намек Писателя на
то, что много врагов, слишком много осталось у Берия был понят и
принят. Дату смерти назвал, тоже как-то странно, неопределенно:
«декабрь пятьдесят третьего года», а вот причина смерти… вроде как
отшутился «бандитская пуля», а потом сказал уже совершенно
серьезно: «Вам, товарищ Берия, при реализации атомного проекта
поберечь себя надо. Не лезть во все дыры, как вы привыкли. Радиация
очень опасна для здоровья». Вроде бы опять нахамил. Или все-таки
предупредил. Лаврентий Павлович себя еле сдержал. Но… Сколько раз
хотел спросить о дате смерти Самого. И не решался… Если, нет… КОГДА
Хозяин узнает, чем Берия интересовался, реакцию его предугадать
невозможно, но ничем хорошим такое любопытство обернуться не
может.
Может быть, именно из-за этого и не
передает Сталин Писателя в руки его дознавателей?
Мысль здравая. Вот! Еще одна мысль
четко сформулировалась в голове наркома. Он понял, что Писатель
раздражает его очень высокой степенью неправильной свободы. Так в
наше время люди себя не ведут! Берия привык к людям, у которых
мундир застегнут до самой верхней пуговицы кителя, и никак иначе.
Расхлябанных, безответственных терпеть не мог, а тут даже не
расхлябанность, а некоторая несобранность, такая внутренняя
свобода, что хочу направо пойду, хочу – налево загляну! Такого
Берия вообще не встречал в своем ведомстве, а из всех своих
знакомых таких людей мог пересчитать на пальцах одной руки. Ладно
бы действительно был бы писателем, тем положено быть не в своем
уме, так ведь нет… Писатель придерживался дисциплинированного
какого-то плана, но придерживался как-то своеобразно, выбрасывая то
одну идею из области военной техники, то из организационной
структуры, то еще отскакивая куда-то внутрь и в сторону. Берия не
мог словить закономерность этих «озарений» «попаданца», и это
создавало «всесильному» наркому сильнейшую головную боль. Вроде бы
появилась эта Маргарита Лурье, вроде бы какие-то отношения
заладились, так на тебе – предупредил девушку на последнем
свидании, что уезжает в командировку, длительную, и теперь никаких
попыток связаться с ней не предпринимает. Берия признался сам себе,
что согласился бы дать еще неделю Виноградову на бездельничанье, но
вот чтобы его роман с Лурье превратился в что-то более значимое.
Тогда бы была точка управления «попаданцем». А что сейчас? Ничего?
Просто пшик. Может быть, игрался в отношения, может быть, нет, если
это любовь, то оберегает ее от нас тщательно. Не ошибиться бы.
Иметь слабую точку, женщину, на которую можно влиять…