- Ты мерзавец! И я готов снова бросить тебе в лицо перчатку!
- Ну и зря, - я усмехнулся. - Мы на войне, так что подожди. Вот
победим, тогда и встретимся.
- Нет! Поединок! Прямо сейчас! Я требую сатисфакции!
- Да пошел ты, - я снова посмотрел на Юну: - Извините,
госпожа...
Договорить не получилось. На затылке шевельнулись волосы.
Опасность! И я отскочил в сторону.
- Получи, негодяй!
Сьеррэ все-таки решил вынудить меня на поединок, который по
законам военного времени в действующих войсках карался весьма
сурово, вплоть до смертной казни, и попытался ударить меня ногой.
Однако удар пришелся в пустоту, а он, не удержав равновесия,
растянулся на грязной траве, и его ладони, при падении, уткнулись в
человеческие экскременты, которых вокруг хватало. Некрасивая
ситуация. Можно даже сказать, что позорная, и Сьеррэ закричал:
- Солдаты! Ко мне!
Не понимая, в чем дело, на помощь к лейтенанту бросились его
воины, а ко мне поспешили кавалеристы поручика Михара. Заскрежетала
сталь и кто знает, что бы произошло дальше, но сработала моя
сигнальная сеть. Судя по всему, поручик тоже что-то почуял и начал
оглядываться. А затем из темноты вылетели стрелы, и воздух
содрогнулся от рева вражеских воинов:
- За короля! Убивай морейских собак!
Раскинув руки и обливаясь кровью, упал кавалерист. В его шее
торчала корявая охотничья стрела, простая самоделка с гусиными
перьями, и на миг все вокруг меня застыло, словно кто-то остановил
время. Но продолжалось это недолго. Ровно столько, чтобы я понял -
на нас напали вражеские диверсанты, которых не вычистили морейские
егеря.
После этого время побежало с привычной скоростью и, выхватывая
клинок, я закричал:
- К бою!
В воздухе свистели стрелы. Одна вонзилась в карету Юны Эстайн и
задрожала, а еще несколько попятнали кавалеристов. Свет! Лучники
били на свет, который излучался магическим фонарем. И, подпрыгнув,
клинком я ударил по магическому светильнику на крыше кареты. Он
треснул и погас, а Юна закричала:
- Что вы делаете!?
- Прячься! - без церемоний я толкнул ее в сторону ближайшего
госпитального фургона, а затем повернулся навстречу врагам.
Вражеские стрелки били на яркий свет фонаря, но он погас и они
переключили свое внимание на лошадей и обозников, которые
находились у костров. Стрелы летели стайками по двадцать-тридцать
зараз. Обстрел был сильным, и неприкрытые броней и щитами морейцы
выбывали из строя. Одному при мне стрела попала в висок. Другому в
сонную артерию. Третьему в руку, а четвертому пробила щеку и
вышибла пару зубов. Поручик Михар при этом пытался стянуть
кавалеристов, и своих, и Рахова, в ударный кулак, а испачканный
дерьмом Сьеррэ, еще минуту назад такой храбрый, потерял голову и,
подвывая, на карачках полз под карету Юны.