В девять утра после деликатного стука в дверь объявился второй секретарь, мужчина представительный, холеный и в других обстоятельствах наверняка надменно державшийся бы со столь плебейскими гостями, зачем-то прикрытыми дипломатическим паспортом. Однако перед Мазуром с Кацубой он откровенно прогибался и, судя по некоторым наблюдениям, искренне – явно получил от кого-то неизвестного хорошую накачку. Дополнительный штрих в пользу серьезности операции.
– Подожди минутку, – сказала Мазуру Кончита, почти не обращая внимания на импозантного дипломата (быть может, искренне считала его чем-то вроде посольского шофера). – Сейчас уедет наш особо скрытный гость… Полюбоваться хочешь?
Мазур выглянул в окно. На обсаженной эвкалиптами аллее стоял белый «мерседес», и к нему живенько поспешал невидный субъект в сопровождении двух квадратных мальчиков, декорированных темными очками.
– Министр земледелия, – беззаботно пояснила Кончита. – Крайне нервный субъект, поскольку женат на состоянии супруги, а она однажды уже грозила разводом. Конечно, кресло у него весьма доходное, но по сравнению с деньгами сеньоры – й-ют![7] Вот и бережется… Ну, всего тебе наилучшего. – По-прежнему игнорируя третье лицо, она приподнялась на цыпочки и звонко чмокнула Мазура в щеку. – И чтобы призраки больше не навещали…
«С ума сойти, – грустно подсмеиваясь над собой, думал Мазур, спускаясь по витой лестнице следом за дипломатом. – Выхожу это я утречком из одного из самых шикарных борделей столицы, смотрю, а из соседней двери – сам министр земледелия… Поэма. Обычно воспоминания в сто раз прозаичнее…»
…И завертелось, закрутилось, с удовольствием бы сказал «понеслось», но все обстояло как раз наоборот – поползло… Теперь вместе со вторым секретарем по кругам здешнего бюрократического ада поплелись и они с Кацубой, и кругов этих было не семь, как в каноническом аду, а, пожалуй, семижды семь, не считая тупиков, ответвлений и ловушек.
Российские коллеги здешнего крапивного семени выли бы от зависти, узнав в точности, как здесь обставлено дело. Самые любимые присказки местных чиновничков – «Quien sabe?» и «маньяна» – «завтра». Мазур полагал сначала, что ржавые колеса и прочие приводные ремни начнут вертеться быстрее, если в ход пойдет то, что здесь именуется «мордида», а по-русски – «на лапу», однако Кацуба обескуражил, авторитетно разъяснив, что мордида помогла бы ликвидировать процентов двадцать пять волокиты, и не более того. Просто порядки таковы, и точка…