Заставив себя снова разъять веки, он увидел свою мощную пятерню, упирающуюся в светло-дымчатое слегка искрящееся покрытие. На ощупь оно было упругим и прохладным, как чисто вымытый линолеум. А с виду – и не подумаешь даже: хрупкое, твёрдое, щёлкни – зазвенит…
Василий поднял глаза, и взгляд его уткнулся в бледно-золотистую стену, как бы склеенную из вертикально набранных коротких соломинок. Стена уходила ввысь и кончаться никак не желала. Он полулежал, опираясь на локоть, в глубокой, как комната вдавлине, являющейся началом канавы, бегущей чуть ли не до самого верха титанической колонны. Здесь же, в нише, у противоположной стены, скорчившись, спал лопоухий стриженый Ромка, причём, судя по тому, что глаза его так и катались под веками, во сне ему тоже приходилось несладко.
А вокруг… Василий изумлённо сложил губы колечком, словно собираясь присвистнуть. Вокруг был день! В каких-нибудь ста метрах от их логова соломенно посверкивал такой же резной небоскрёб, а покрытие напоминало гладь пруда в безветренное пасмурное утро.
Василий тяжело поднялся на ноги и вдруг почувствовал, что кобура соскальзывает с бедра. Он прихлопнул её ладонью, но поздно – табельное оружие глухо ударилось об пол. Поспешно нагнулся и, уже подбирая, в смятении ощутил, что левая ягодица у него, кажется, голая. Схватился со шлепком… Ну точно, голая! Извернувшись, оглядел левый бок.
Такое впечатление, что, пока Василий спал, над его формой изрядно потрудился вор-рецидивист высокого класса, вооружённый импортным лезвием, – все части одежды, соприкасавшиеся с полом, исчезли бесследно. Ошарашенный, он перевёл взгляд на то место, куда положил перед сном фуражку, и увидел, что от неё остались одни только металлические причиндалы: кокарда, распорка и две пуговицы. Всё остальное, надо полагать, было втихаря съедено стеклистым мелкогубчатым полом.
– Закрой!.. На ключ закрой!.. Не пускай её!.. – заметавшись, сбивчиво заговорил во сне Ромка, и Василий воззрился на него, раздувая ноздри. Затем лицо сержанта исказилось злобой, и он шагнул к спящему с явной целью поднять его пинком в ребра. Но, к счастью, осуществиться этому зверству было не суждено – наполовину съеденный ботинок свалился с занесённой уже ноги.
– Это ты так караулишь? – заорал Василий, потрясая огрызком ремня с кобурой. – Паразит ты лопоухий! Твоя же очередь была!..