– Презренное чудовище! – бросил я, стараясь принять удобное положение. Потом повернулся на левый бок, согнул ногу в колене и окинул его злым взглядом.
Он стоял ко мне спиной, намереваясь закрыть внутренние двери комнаты, которые раньше были распахнуты и поэтому не сломались. Вдруг он остановился и с игривым выражением на лице повернулся ко мне.
– Ах, какой у нас подлый нрав для такой ангельской внешности, – ровно сказал он.
– Если я ангел, – ответил я, отползая от края кровати, – рисуй меня с черными крыльями.
– Как ты смеешь ломиться в мою дверь?! – Он скрестил руки на груди. – Неужели я должен объяснять, почему я не потерплю такого ни от тебя, ни от кого-либо другого?
Он стоял и взирал на меня, приподняв брови.
– Ты меня мучаешь, – сказал я.
– Да что ты? Как именно? И с каких пор?
Мне хотелось заорать. Мне хотелось крикнуть: «Я люблю только тебя!»
Вместо этого я сказал:
– Я тебя ненавижу.
Он не смог удержаться от смеха. Он опустил голову и подпер пальцами подбородок, не сводя с меня глаз.
Потом он вытянул руку и щелкнул пальцами. Я услышал, как в нижних комнатах что-то зашуршало. Я выпрямился и сел, окаменев от изумления.
Я увидел, как по полу в дверь проскользнул длинный учительский хлыст, словно его двигало ветром; потом он изогнулся, перевернулся, поднялся и упал в ожидающую руку.
Внутренние двери захлопнулись за его спиной, засов влетел на место, раздалось звяканье металла. Я отодвинулся подальше.
– Приятно будет тебя выпороть, – сказал он, мило улыбаясь, с почти невинным взглядом. – Можешь записать это в очередные человеческие впечатления, как, например, выделывание курбетов со своим английским лордом.
– Давай. Я тебя ненавижу, – сказал я. – Я – мужчина, а ты это отрицаешь.
Он казался высокомерным, спокойным, но отнюдь не расположенным к шуткам.
Подойдя к кровати, он схватил меня за голову и швырнул лицом в подушки.
– Демон! – воскликнул я.
– Господин, – невозмутимо поправил меня он.
Я почувствовал, как его колено уперлось мне в спину, а следом за этим на мои бедра со свистом опустился хлыст. Конечно, из одежды на мне были только диктуемые модой тонкие чулки, поэтому с тем же успехом я мог быть и голым.
Я вскрикнул от боли, но сразу закрыл рот. Когда за первым ударом последовало еще несколько, я изо всех сил постарался молча снести побои, однако услышал собственный неосторожно вырвавшийся стон. Этот стон возмутил меня, точнее, даже привел в бешенство.