В корнях дерева Эш видел маленькую
серую коробочку, он приблизился к ней и опустился рядом на
колени.
– Играй! – воскликнули вороны,
коробочка истлела, оставив на месте себя расплавленный, но быстро
застывающий участок камня, на котором лежало три игральных
кости.
– Правила простые, правила простые, –
заскрипело пространство вокруг. – Кто выкинет больше тот и победил,
тот и победил. Никакого обмана, обмана никакого. Кто победил, тот и
победил!
Эш тяжело вздохнул, взял в руки кости
и несколько раз потряс их в ладонях, прежде чем бросить на камень.
Кубики прокатились и у антима выпало три единицы.
– Наша очередь, проклятый! – пропели
вороны.
Эш болезненно поморщился и увидел,
как кости сами собой подлетели в воздух, а затем упали тремя
шестерками кверху.
Вороны разноголосо заклекотали,
словно насмехаясь над стариком и он услышал сквозь эти звуки голос
тумана.
– Ты думал выиграть у меня в моем же
царстве, глупец? У меня, демона обмана. Многие годы твоя шкура
становится моей, она станет таковой и сегодня!
Вороны сорвались с ветвей и принялись
клевать тело Эша, вырывая из него куски плоти. Словно тысячи мелких
порезов они жгли огнем, и старик принялся размахивать руками, чтобы
отбиться. Он кричал от боли, но один из воронов впился ему прямо в
язык и Эш яростно сомкнул челюсти, откусив мерзкой птице голову. Та
в миг истлела и обратилась в пригоршню трупных личинок, от чего
старика вырвало, и он бессильно рухнул на камни. Вороны все
клевали, почему-то не трогая его глаза, будто бы желая оставить их
напоследок.
Сознание застилала мутная пелена
страдания, и Эш хотел лишь одного – чтобы все наконец
прекратилось.
Уже готовый встретить свою
иллюзорную, призрачную смерть, старик вновь услышал туман:
– Ты снова сядешь за стол, проклятый,
ты поставишь то, что тебе дорого и ты потеряешь это. Такова моя
воля.
Мир застыл.
Эш понял, что сейчас он забудет свой
сон и проснется.
Прошла секунда, вторая, третья.
Он все лежал, истекая кровью, вороны
уже не клевали его и не кружили рядом, но ничего не
происходило.
Внезапно Эш осознал, что не было и
боли. Он уперся изодранными до костей руками в серые камни и
поднялся.
Что-то определенно было не так.
Недоумевал, казалось, и сам Парларий.
Его вороны снова сидели на ветвях дерева, однако больше не было в
них мистического единства действий. Какие-то птицы переминались с
ноги на ногу, другие шевелили безглазыми головами, третьи и вовсе
то и дело принимались чистить перья.