— Тоже весьма рад знакомству, — выдавил я дежурную улыбку.
— А это Виктор Вулпес, заочно вы уже знакомы, — продолжил отец
меня представлять.
Виктор Вулпес обдал меня прохладной улыбкой, как-то слишком
торопливо пожал руку, поспешив поскорее спрятать ее за спину,
словно бы боялся, что я ему ее отгрызу. И это меня навело на
определённые мысли — или я так неприятен Вулпесу, или он и вовсе
чувствует себя в нашей компании некомфортно. И уже вскоре я пришёл
к выводу, что второй вариант более жизнеспособный. Потому что
Виктор был напряжен, то и дело невпопад улыбался и нервничал, хоть
и хорошо это скрывал. И почему же он нервничает?
Из размышлений меня вырвал князь Григорий:
— Что же, Ярослав, наслышан о твоих удивительных способностях.
Воображения не хватает, чтобы представить, какие применения им
можно найти?! — холодная улыбка, изучающий пристальный взгляд. — Ты
бы мог стать жемчужной имперской армии, Ярослав. Ты уже принял
решение по поводу предложения императора?
Отец напрягся, Вулпес заинтересованно уставился на меня, потом
осторожно взглянул на Григория.
— К сожалению, князь, у меня абсолютно не лежит душа к военному
делу, — вежливо ответил я, заметив краем глаза, как по лицу отца
скользнуло облегчение.
— Твой отец военный, дослужился до звания полковника, — сузил
глаза Григорий, — твой брат Андрей сейчас получает военное
образование, полагаю его также ждут успехи на этом поприще, — он,
перевел взгляд на Андрея, кружащего в танце его дочь, снова холодно
улыбнулся и продолжил: — Быть военным в Славии — очень почётно и
престижно. Защищать родину — самое достойное из того, чему может
свою жизнь посвятить мужчина. Почему же ты, Ярослав, не желаешь
пойти по их стопам?
Великий князь вцепился в меня колючим взглядом, требуя ответа. Я
пожал плечами, виновато улыбнувшись.
И все же быть юнцом иногда выгодно, можно прикинуться наивным и
несмышлёным. Но, все те прелести о почётности и престижности,
которые великий князь мне сейчас расписывает, видел я в кошмарном
сне — в самом что ни на есть буквальном смысле.
Ничего престижного нет в том, чтобы умереть в расцвете сил.
Ничего хорошего — видеть, как погибают друзья у тебя на руках.
Ничего достойного — убивать самому слабых женщин и невинных, потому
что приказ был не брать пленных. Очень быстро теряя человечность,
черствеешь, грубеешь: ни жалости, ни пощады — эти слова просто
пустой звук. Превращаешься в каменного голема, без раздумий
убивающего любого, на кого указал перст императора. И даже своих
личных врагов ты можешь и вовсе не иметь, враг империи — уже
априори твой враг.