— Весной, — отчеканил отец, — ты вернёшься в школу весной,
когда все слухи утихнут.
Отец стремительно покинул гостиную — это означало, что
разговор окончен и обсуждению больше не подлежит.
— Не переживай, он успокоится, — сказала мама, — я
поговорю с ним. Кстати, не думала, что ты настолько хочешь
вернуться в школу, — она игриво заулыбалась. — Наоборот — всегда
считала, что тебе там не нравится. Что-то изменилось,
дорогой?
— Нет, просто надоело сидеть здесь взаперти, — отмахнулся
я, ища взглядом рубашку, которая невесть куда
запропастилась.
— А ты не влюбился ли часом, сынок? — мать, усмехаясь,
сощурила глаза.
— Нет, с чего ты взяла? — вскинул я брови, продолжая
шарить глазами в поисках рубашки.
— Ты в последнее время странно себя ведёшь, вот я и
подумала... — она многозначительно улыбнулась, протянув мне
рубашку.
— Странно? — изобразил я удивление, а лицо мамы вдруг
резко переменилось, когда её взгляд вперился в мой бок.
— Он почти исчез! — радостно воскликнула она.
Я тоже посмотрел — шрам и вправду посветлел, а чёрная
полоска стала едва заметной.
— Отлично, — всплеснула мама руками, — значит, переживать
не о чем! А я уже подумала, что нам лучше завтра остаться дома и не
ехать на именины Матильды.
Мама чмокнула меня в щеку и умчалась прочь из гостиной,
потому что в холле послышался стук в дверь, а после раздался
старческий голос Крюгена.
Я начал надевать рубашку, но вдруг застыл. Шрам снова
начал стремительно наливаться чернотой. Он увеличивался с каждой
секундой, и теперь это был непросто почерневший шрам, теперь я мог
разглядеть слабые тёмные контуры, вырисовывающиеся знаки и линии
прямо под кожей. Я поспешил поскорее застегнуть рубашку. Вот только
этого мне сейчас не хватало!
Несмотря на то, что Крюген снова дал мне снотворное, ночью
я спал плохо. И только мне наконец удалось уснуть, как меня тут же
меня разбудил жалобный вой.
Скулили в углу. Без сомнений — это снова был
домовой.
— Чего воешь? — громким шёпотом спросил я.
Домовой зашуршал, ухнул словно филин и косматым шаром
юркнул куда-то в ванную.
— Ху-у-у! — уже оттуда протяжно взвыл он и резко
замолк.
Ясно — домовой что-то почувствовал, теперь предупреждает о
беде. Всё это мне едва ли нравилось.
Я встал с постели, щёлкнул светильником, кристалл
светоносной ойры из тусклого быстро набрал интенсивности и ярко
осветил комнату.