Чистая вода на утро нашлась в поилке для лошадей. Гюрги опустил
туда звенящую голову, заткнув пальцами уши. Постоял немного,
чувствуя, как тревожный звон сменяется гулом.
Вчерашняя затея удалась. На славу удалась, чтоб ее ту водку
проклятую...
Гюрги поднял голову, отфыркиваясь, протер лицо. Вроде стало легче.
Главное, теперь обойтись без резких движений, чтобы желудок к горлу
не подкатывал.
Вчерашний вечер закончился хорошо под утро. Но в привычках литвина
было доскональное выполнение планов, как бы утром не было паршиво.
Решимости добавляли и рассказы прочих собутыльников. Встретив
нового слушателя, каждый из старожилов, спешил дополнить рассказ
ужасающими подробностями. Почти все они рождались из смеси страха и
алкоголя, но истинная часть, хоть и была мизерной, внушала
уважение. И требовала проверки!
Литвин отвязал Кефальку, кое-как забрался в седло...
- Едешь, все-таки? - окликнул его от дверей кабака силезец. Рейтар
стоял, прислонившись к косяку. И, судя по некоторой зелености
физиономии, чувствовал себя паскудно.
- Самому проверить надо.
- Упертый ты! Точно, что литвин!
- Из липков* [самоназвание литовских татар] я, - поправил силезца
Гюрги. - Это вроде литвинов, но не совсем.
- Во-во, из дубов, я сразу понял, - согласился рейтар. И
добавил:
- Шведы приходили, как понимаешь. Мельника потеряли.
- Мельника? - переспросил наемник. - И договорится не смог?
- Кто?
- Ну мельник же. Они ж чертознаи через одного. А то и поголовно! С
кем угодно договорятся!
Рейтар промолчал, осмысливая новое знание.
Гюрги успел выехать со двора, когда новый друг заорал:
- А ты откуда знаешь?!
Литвин хмыкнул в ответ, и, отвернувшись, тихо-тихо, лишь для ушей
верной Кефальки произнес:
- Мне ли не знать!
Гюрги ехал весь день. Погода благоволила путешествию - бабье лето,
все-таки, самая чудесная пора для странствий. Солнце, казалось, как
зависло на небе, так и продолжало висеть намертво
приколоченным.
Наемник, чтобы не скучать, распевал песни. Своего сочинения.
Многие, ох, многие удивлялись такому чуду - за обликом солдата
скрывался поэт. Впрочем, прислушавшись, большая часть из тех самых
многих, начинала плеваться желчью. Ведь от слов песен Гюрги любой
скандинавский скальд бросился упал бы на свой меч. Про нежные души
миннезингеров и говорить не стоило: