Сон повторялся вновь и вновь, словно фильм, склеенный в кольцо. Спасибо Храбрецу – он разбудил Виктора.
Первый раз он услышал, как пес лает. Храбрец издавал резкие, хриплые звуки, точно откашливался, пытаясь избавиться от застрявшей в глотке мерзости. Когда Солсбери окликнул его по имени – которое тот уже выучил, – пес прекратил лаять и вроде бы устыдился. Больше он не лаял, однако принялся весьма выразительно сопеть и скулить. В этот момент Солсбери осознал, что так подействовало на собаку.
Снизу из подвала доносился пульсирующий, звенящий гул тяжелой машины.
Утром в среду от железного Виктора остался лишь смутный шепот на задворках сознания, бестелесный, почти неощутимый призрак. Но и человеком Виктор себя не ощущал. Несмотря на то, что теперь он действовал, не подчиняясь программе, внутри него по-прежнему была пустота. Он повозился немного с Храбрецом, но возня его утомила, как утомило вообще ожидание событий, ожидание чего-то, что придало бы смысл убийству Гарольда Джекоби, компьютеру в ящике и еженощному таинственному отдаленному гулу в подвале. День мог бы считаться полностью потерянным, если бы не Линда, которая подъехала к крыльцу на своем медно-желтом «Порше».
Виктор сбежал вниз и радостно ее окликнул. Удивленная его внезапной общительностью, она заулыбалась.
– Я говорила вам, что Гарольд Джекоби – мой дядя, – сказала она. – Я просто оставила тут кое-что в доме: столовое серебро, посуду, простыни и полотенца. А еще кое-какие вещицы на чердаке, так, личное. Наверное, я сейчас все и заберу. – Она встряхнула головой, в зеленых глазах вспыхнуло солнце. – О'кей?
– Ну конечно, – ответил Виктор, сопровождая ее в дом и понимая, что ведет себя чересчур дружелюбно. Если вспомнить, как официально два дня тому назад держал себя железный Виктор.
Когда Линда распаковала на чердаке первую из двух картонных коробок и принялась разбирать, что следует выбросить и что сохранить, он хотел уйти, но она попросила остаться, сказала, что рада компании. Для нее самой это звучало еще более странно, чем для него, поскольку в понедельник он ее чрезвычайно разозлил. О да, разозлил – но и заинтриговал. Не было смысла таить это от себя. Мистер Виктор Солсбери был определенно загадочным человеком, предположительно оригинальным художником, и еще ей почему-то казалось, что в прошлом у него было всякое. Возможно, он был не в ладах с законом. В результате она чувствовала себя как глупенькая школьница, мечтающая о загадочном герое. Но у нее имелось оправдание. Он своим странным поведением сам растревожил ее фантазию.