– Это яма? – Спросила она шепотом.
– Они часто бывают при взлетах. И при посадках.
– Вы жестокий человек. Про посадки могли бы и не говорить.
– Тогда поговорим о книге. Лететь нам долго. Или вы предпочитаете…
– Нет. Поговорим о книге. – Она улыбнулась. – Мне нравится автор. У него свой стиль. Я читала его книги, и осталась довольна.
– Критики съели его живьем. Про другие говорить не будем. А вот про «Французскую осень» поговорим. Вас увлек герой?
– Да.
Розов взглянул в иллюминатор. Облака, облака, облака. Иногда между ними, в прорехах, виднелась темная земля.
– Скучно.
– Что вы сказали?
– Почитайте еще минут десять. Я соберусь с мыслями.
Татьяна пожала плечами. «Какой странный мужчина».
Стараясь не думать о том, что ждет его в Нью-Йорке, Розов стал вспоминать, как давалась ему книга о Морсене. Как капризная стерва, которая много обещает, манит. После говорит – у меня нет настроения!
Ему катастрофически не хватало материала. Попавшие к нему по случаю дневниковые записи Морсена были отрывочны, с нарушенной хронологией. Как они оказались в России, да еще в руках его хороших знакомых, он не знал, и знать не хотел. Они отдали ему записи, благоразумно решив, что так будет лучше.
Несколько месяцев спустя он взял их в руки. И первый вопрос, который у него возник, был о Камю. Состоялась ли встреча Морсена с Камю? О чем они могли говорить?
Розов отчетливо представил себе молодого Морсена. Ему тогда было, наверное, лет 25 – 26. Вот он сидит на краешке стула, весь напряжен и внимателен. Ловит каждое слово мэтра.
О чем они говорили? О статьях Камю?
Может, Морсен интересовался отношениями между Камю и Сартром?
И без того довольно сложные, после получения Камю Нобелевской премии, они и вовсе стали запутанными и скандальным.
Кто сейчас ответит, о чем они на самом деле говорили?
Сам Морсен ничего не сообщает о содержании беседы. Да и состоялась ли она? В его дневнике есть лишь упоминание о том, что Надин собиралась похлопотать по этому поводу. Что из этого получилось, осталось за пределом дневника. По крайней мере, среди бумаг, находящихся в его распоряжении, Розов больше ничего не смог найти на эту тему.
Еще его заинтересовала сама Надин. Надин Сольенж, так называет ее Морсен.
А ведь он ее любил, – решил тогда Розов.
Молодой провинциал, выходец из семьи среднего достатка, Морсен лишь в своем городке мог чувствовать себя повесой. Но в Париже, в этом огромном муравейнике, в котором талант провинциала может достичь всемирной славы или же сгинуть в канаве среди отбросов и пьяни где-нибудь на задворках, Морсен вряд ли чувствовал себя уютно. Огромный город его давил. Лишь чувства к Надин могли его поддержать.