В этот вечер Вадим пошёл провожать Ирку. На следующий день я увидела её припухшую губу, прячущийся взгляд и задала ей единственный вопрос:
– Так ли сладок поцелуй, как о нем говорят?
– Нет, – ответила она. Больше к этой теме мы никогда в жизни не возвращались.
Зато к самой себе у меня по сей день много вопросов, и среди них один – главный. Почему? Почему я хочу одно, а делаю совершенно противоположное? Это слово «никогда», коварно сорвавшееся с моих губ, было как печать, наложенная на всю мою и его судьбу.
В июне мы сдавали экзамены. Я вытянула свой аттестат зрелости на все пятёрки, очень устала, ни о чём не думала, и меньше всего о серьезном выборе профессии. Для меня существовал только Вадим, но он был потерян, и я постепенно смирялась со своей участью.
Мне хотелось поскорее уехать из нашей семейки, а для этого надо было поступить в какое-нибудь учебное заведение. Тем более я была отличницей, и это считалось несомненным.
Женя, видя моё подавленное настроение, утешала, как могла:
– Ну не переживай, зайчик, всё утрясётся. Когда ты сдавала математику, ко мне подошёл Вадим и посетовал, что на следующий год за него некому будет болеть. А я ему сказала:
– Если кое-кто не поступит, то придёт, поболеет. Он так хорошо, по-доброму улыбнулся.
– Ну и что здесь особенного? Он умеет обаятельно улыбаться. Мне от этого не легче.
– А знаешь, что мне сказала Лилька Воробьева? – Лилька – «светская львица» нашей школы из параллельного класса, знающая себе цену и, разумеется, офицерская дочь. – Она сказала, – Я слышала, вашей Свете нравится Вадим. И что она в нем нашла, ведь он такой самоуверенный?
Интересный взгляд со стороны. А я видела его совсем по-другому.
Таким мыслям и чувствам предавалась я на балконе. Уже совсем стемнело, но мы продолжали стоять. На Аню тоже нахлынули воспоминания, у неё тоже была своя первая любовь, в деревне, куда на лето их с братцем Лешкой отправляли родители. Я любила свою сестрёнку, за её спокойный нрав и ненавязчивую манеру общения.
– О чём беседуете? – прервала мои размышления Алёнка, младшая дочь тёти Киры. Алёнке можно было говорить всё, это был уникально безбашенный человек.
– Не беседуем, а скорее молчим. Молчим о первой любви, – призналась я.
Аленка знала Вадима. Его мать учила её в четвёртом классе, и одно время занималась с ней на дому. По этой причине она была для меня дорогой ходячей реликвией, немного приобщённой к его домашнему миру, который был мне недоступен.