– Он может даже сочинять музыку, – объяснял гостям Том. – Достаточно только говорить компьютеру, какую ноту куда поставить.
– Это самое главное, – угрюмо проворчал Райм. – Музыка!
Для инвалида с травмой четвертого позвонка – то есть для Райма – не составляло труда кивнуть. Он мог также пожимать плечами, хотя и не так пренебрежительно, как ему хотелось бы. Еще одним фокусом, достойным показа в цирке, было то, что Райм мог шевелить безымянным пальцем левой руки на несколько миллиметров в любом направлении. В течение последних нескольких лет этим и ограничивался набор физических действий, доступных ему. А написание сонаты для скрипки не входило в его ближайшие планы.
– Он также может играть в компьютерные игры, – добавил Том.
– Я не играю в компьютерные игры. Я их ненавижу.
Селитто, напоминающий Райму большую незаправленную кровать, без интереса посмотрел на компьютер.
– Линкольн, – мрачно произнес он, – дело серьезное. Мы работаем вместе с федералами. Вчера вечером произошли большие неприятности.
– Мы словно наткнулись на каменную стену, – рискнул вставить Бэнкс.
– И мы подумали… точнее, я подумал, что ты, возможно, захочешь нам помочь.
Он захочет им помочь?!
– Я сейчас занят, – объяснил Райм. – Если конкретно, работаю на Перкинса. – Томас Перкинс был специальным агентом манхэттенского отделения ФБР. – Один из ребят Фреда Деллрея бесследно исчез.
Специальный агент Фред Деллрей, ветеран Бюро, руководил работой тайных агентов манхэттенского отделения. В свое время сам Деллрей был одним из лучших оперативников ФБР. Он не раз удостаивался благодарности от самого директора за успешное проведение операций, связанных с внедрением людей в ближайшее окружение главарей наркомафии Гарлема и в негритянские террористические организации. Несколько дней назад один из агентов Деллрея Тони Панелли бесследно исчез.
– Перкинс нам говорил, – заметил Бэнкс. – Чертовщина какая-то!
Услышав такое откровенное заявление, Райм закатил глаза. Хотя спорить было не с чем. Агент пропал в девять часов утра из своей машины, стоящей напротив административного здания в центре Манхэттена. На улицах было не слишком людно, но и пустынными их нельзя было назвать. Дверь служебной машины Панелли была открыта, двигатель работал. В салоне не оказалось ни следов крови, ни частиц пороха, неизбежных при выстреле, ни царапин и потертостей, свидетельств борьбы. И никто ничего не видел, по крайней мере, желающих дать показания не было.