– Да, не будут. Твоя невестка уж точно не будет.
– Ну и хорошо.
Монахи собрались у грузовика Петрида и смотрели на него, ожидая дальнейших указаний.
– Я быстро, – сказал Петрид брату.
– Ладно. – Машинист пошел к паровозу.
Отец Петрид вытащил из кармана фонарик, приблизился к монахам и стал искать своего шофера. Тот понял, кого он ищет, отделился от группы и подошел к Петриду.
– Это наш последний разговор, – сказал молодой священник.
– Да будет благословение Божие…
– Сейчас не время, – прервал его священник. – Запоминай каждый наш шаг, каждую деталь. Каждую! Все нужно повторять в точности.
– Не сомневайся. Тот же маршрут, те же грузовики, те же водители, те же бумаги для пограничников. Все точно так же. Только нас станет на одного меньше.
– Такова воля Господа. Во славу Его. Это милость, которой я недостоин.
На дверцах фургона висели два массивных замка. У Петрида был один ключ, у шофера – другой. Они одновременно вставили ключи. Замки с лязгом открылись. Петрид и шофер вытащили их из стальных ушек, сняли металлическую перекладину и раскрыли двери фургона. Внутри повесили фонарь.
В фургоне стояли коробки с символом ордена: распятие в терниях. Монахи начали вытаскивать их. Они двигались как в танце – в призрачном свете развевались их темные сутаны. Они относили картонные коробки к третьему вагону. Двое запрыгнули внутрь и начали расставлять коробки у стены.
Через несколько минут кузов грузовика опустел. Посредине остался стоять лишь один ящик, покрытый черной тканью. Он был куда массивнее продуктовых коробок, иной формы и представлял собой правильный куб: три фута в длину, три – в высоту, три – в ширину.
Священники встали полукругом у раскрытых дверей фургона. Молочно-белые лучи лунного света сливались с бледно-желтым сиянием фонаря. Это странное освещение, и похожий на пещеру крытый кузов грузовика, и неподвижные фигуры в сутанах заставили отца Петрида невольно представить себе катакомбу глубоко под землей, где спрятаны реликвии Голгофы.
Действительность мало чем отличалась от этого видения. Только то, что хранил запечатанный ларец – ибо это был ларец, – имело куда большую ценность, чем окаменевшее дерево Креста Христова.
Кое-кто из монахов закрыл глаза и беззвучно молился, прочие стояли, зачарованно глядя на святыню, их мысль замерла, их вера подкреплялась тем, что, как они полагали, находилось внутри похожего на надгробие сундука, который и сам был саркофагом.