водителем.
– Хейвелок? – неожиданно произнес пассажир, поправляя на носу очки. – Неужели ты, Майкл?
– Харри? Харри Льюис?
– Ты угадал. Как поживаешь, Эм. Эйч.?
Льюис был одним из немногих, кто обращался к нему по инициалам. Так повелось еще с университетских времен – оба учились в Принстоне и по окончании изредка продолжали встречаться, несмотря на то что Майкл поступил на государственную службу, а Льюис остался на преподавательской работе. В настоящее время доктор наук Харри Льюис был деканом факультета политических наук в небольшом, но весьма престижном университете Новой Англии. Время от времени он наведывался в Вашингтон в качестве внештатного консультанта госдепа. Там они и встречались, если оказывались в столице одновременно.
– Превосходно. По-прежнему получаешь здесь свои суточные, Харри?
– Значительно реже, чем в прежние времена. Кто-то научил вас самостоятельно расшифровывать туманное арго, на котором составляют характеристики своих выпускников наиболее престижные университеты.
– Пронеси и помилуй. Значит, теперь вместо меня придет бородатый тип в джинсах с прилипшей к губе сигаретой из «травки».
Глаза за очками с бифокальными линзами выразили удивление. Профессор был потрясен.
– Кончай издеваться! Ты что – ушел со службы? А я-то думал, там пройдет вся твоя жизнь.
– Совсем напротив, Харри. Моя жизнь началась пять, может быть, семь минут тому назад, когда поставил последнюю подпись. Через пару часов мне предстоит прекрасный ужин, счет за который впервые за многие годы не будет оплачен из специальных правительственных фондов.
– Ну и чем же ты, Майкл, собираешься заняться?
– Никаких идей. Пока ничего не хочется делать.
Ученый муж помолчал, взял у таксиста сдачу и быстро произнес:
– Послушай, сейчас я опаздываю. Но я проведу в городе ночь. Поскольку я получаю суточные, позволь мне заплатить за ужин. Где ты остановился? У меня, кажется, возникла идея.
Никаких суточных, выплачиваемых правительством любой цивилизованной страны, не могло хватить на оплату их ужина. Но у Харри Льюиса действительно родилась прекрасная идея. Они когда-то были друзьями и теперь вернулись к старой дружбе. Хейвелоку было гораздо проще разговаривать с человеком, который имел хотя бы отдаленное представление о том, чем ему пришлось заниматься на правительственной службе. Общение с другими было просто невозможно. Трудно объяснить то, что объяснению не подлежит. Льюис же все понимал. Одно влекло за собой другое, и наконец наступил черед идеи, родившейся у Харри.