– Хорошо, – ответил Тьерс и добавил: – Только что вернулся Сид Гастингс. Попросить его зайти сейчас или вы поговорите с ним позже?
Холмс перевернул листок и отложил его в сторону.
– Скажите, пусть зайдет. У меня к нему срочное дело.
– Хорошо, сэр, – поклонился Тьерс и оставил нас вдвоем.
– Вы хотите узнать, почему его не оказалось в условленном месте? – спросил я.
– Да. Это очень на него не похоже. – Хмурый взгляд патрона был куда красноречивее слов. – Больше всего меня волнует, что ему могли угрожать. В конце концов, он человек семейный. Я не могу просить его ставить мои интересы или интересы правительства выше интересов его жены и детей. – Он грустно улыбнулся. – Необходимость делать подобный выбор заставляет людей, подобных Гастингсу, разрываться на части. Настаивая на выборе, я дурно вознаградил бы Гастингса за верную службу. – Холмс помолчал. – То, что он предан своей семье, свидетельствует в его пользу.
– Еще бы, – согласился я и подошел к столу, чтобы налить нам с Холмсом чаю.
– Да, Гатри, – продолжал патрон, – многие люди его сословия способны лишь зачать ребенка, которого потом воспитывает улица. Мы каждый день сталкиваемся с последствиями их безразличия.
– Некоторые представители высших классов обращаются со своими внебрачными детьми хуже, чем с собаками, – заметил я.
– К сожалению, это так. Но не все люди, к какому бы слою общества они ни принадлежали, таковы. Сид Гастингс всегда ставил интересы жены и детей выше собственных, и потому он являет собой похвальный образчик того, что даже бедный человек может действовать во благо своей семьи, – рассудил Холмс и взял чашку с чаем, которую я протянул ему. – Вот почему я не хочу навязывать ему решение – едва ли он способен сделать выбор.
– Не только он, но и любой человек, – поправил я.
Холмс покачал головой:
– Гатри, мой мальчик, хотел бы я согласиться с вами. Но, увы, не могу.
Он взял булочку, разломил ее надвое, намазал меньший кусок маслом и отправил в рот.
– Каждый человек чему-то предан, – заметил я. – Если не семье, то чему-то иному.
Я сказал, что думал, и Холмс, по-видимому, это понял.
– Вы до сих пор остаетесь идеалистом, мой милый, – промолвил он; в его словах слышалось некоторое самоосуждение. – Я рад этому.
Я сделал небольшой глоток, наслаждаясь горячим чаем.
– Почему вы так говорите, сэр?