– А еще? – спросил папа.
У него был такой голос, что мне захотелось плакать, и я не удержалась. Он протянул мне свой носовой платок; тот пропах трубочным табаком – папа держал его в кисете в заднем кармане.
– А еще что? – повторил он.
И я рассказала ему про звезды в обсерватории Марии Митчелл и ловлю рыбы в Хаммок-понд.
Когда я добавила к списку уроки плавания на детском пляже, папа рассмеялся: ведь раньше я горько на них жаловалась. В качестве приза за стойкость в конце каждого лета он водил меня на обед. Только он и я, вдвоем. Сейчас папа спросил, помню ли я наш первый обед, у Винсента, и я кивнула. Тогда я как раз получила диплом «Первые старты» и похвасталась официанту.
Я вернула платок, и папа спросил:
– А сегодня? Пойдешь со мной на обед?
И мы пошли.
Вот так и вышло, что с Джулией я не попрощалась. На столе в прихожей – туда складывали почту – лежал пакет, который она адресовала маме. Акварель с парусной шлюпкой. Записка начиналась обращением «дорогая Луиза», но я все равно прочитала. Хотела посмотреть, нет ли там чего-нибудь про Генри. Или про меня. Однако Джулия писала только о прогулках под парусами, о пляже, о том, как она рада знакомству.
А внизу был постскриптум: «Сверток – для Дженни».
Сверток был слишком маленьким: свитер, моя тайная надежда, там бы не уместился, – однако я открывала его с предвкушением.
Она подарила мне роман «Великий Гэтсби» с надписью: «Неподходящее чтение для твоего возраста».
Я понимала, что Джулия и Генри расстались, но не теряла надежду, что, может быть, они помирятся – как ее родители. И в один прекрасный день она снова приедет к нам вместе с Генри. На всякий случай я привезла в дом на побережье свой лучший рисунок – показать ей.
Однако Генри приехал один. Он сбрил бороду и светил бледной незагорелой кожей. Во всем остальном лицо ничуть не изменилось. И все равно мне пришлось к нему заново привыкать.
Джулию никто не упоминал.
Я ушла в спальню и уставилась на свой рисунок. Критическим взглядом. Словно то, что Джулия его так и не увидела, делало рисунок в чем-то хуже. Он был похож на остальные мои картинки: просто группа стоящих людей. Я бы никогда не смогла иллюстрировать детские книги – разве только про каких-нибудь бездельников.
У воды было тепло, бабье лето. Генри сказал мне, что начал писать роман.