– Пещерник, ты знаешь много, но в один ряд с дрягвой не ставь! Они жаб едят. Я лучше обрина братом нареку, нежели дряговича или тиверца. Втяни свой поганый язык туда, откуда он у тебя вылез, – в задницу! Пореже разевай пасть.
Не говори, что думаешь, сказал себе Олег невесело, а думай, что говоришь. На Громодара нельзя сердиться: ему десять лет от роду, хотя живет в теле сорокалетнего мужика. Журавлевцы рождаются, живут, старятся и умирают, оставаясь детьми. Живут теми радостями, что и звери и птицы их Леса. А ведь человек от зверя отличается умением заглядывать вперед.
Деревянные терема и бобры строят. Мураши вовсе хоромы возводят!..
Олег набросал сена на дно телеги, сам положил туда Морша. Журавлевцы ворчали, угрожающе бряцали оружием, с удовольствием бы прирезали пленника, ибо на частоколе осталась дюжина пустых кольев. Гульчачак принесла для раненого старое одеяло из шкур. Лицо Морша было желтым, словно у покойника, веки плотно сомкнуты. Избегая враждебных взглядов, Гульчачак укрыла его шкурами с головой, как мертвого.
Олег подал ей вожжи:
– У тебя очень тонкие руки, но придется управлять самой.
– А конь не пугливый? – спросила она опасливо.
– Ничего, он не будет оглядываться.
Лошадь медленно тронулась, старая полуслепая кляча, что уже дважды прожила свой век. Олег объяснил Гульче, пряча усмешку, что вождь журавлевцев сам выбрал самую смирную лошадь, чтобы не понесла, зачуяв слабые женские руки.
Когда отъехали на версту, Морш шепнул, не открывая глаз:
– Отпустили?.. Без выкупа?
– Да, – ответила она с сумрачным недоумением. – Он меня даже не возжелал!
– Ну, этот мог взять и без торговли, – заметил он с мрачным юмором. – По праву победителя.
Она вспыхнула, тонкий голос зазвенел, как натянутая тетива лука:
– Ты тоже, как все мужчины, не понимаешь! Силой возьмешь только тело, а мог бы взять меня всю. Но почему-то не захотел.
– Оскорблена?
– Встревожена.
Он прислушался, видя только высокие борта телеги. В кронах деревьев перекликались птицы, под колесами сочно хрустела трава. Лошадь фыркала, часто останавливалась. Дважды Гульча соскакивала на землю, тащила лошадь под уздцы.
– Я встревожен тоже, – признался он. – Этих племен – как песка на морском берегу, но они, мне кажется, не сложнее обров. Мы могли бы незримо править ими… не появляйся такие! Он знает и умеет не меньше нас. А нам завещано бояться народов, которые, если их не трогать, как медведи в зимней спячке, но когда оказываются на краю пропасти, то среди них невесть откуда появляются герои, мудрецы, пророки…