Я стала ее умолять, чтобы она не заставляла меня есть бутерброды, а она начала мне втолковывать, почему это необходимо, когда появился отец в своем роскошном халате в горошек.
– Очаровательное зрелище, – сказал он. – Две девочки-смуглянки сидят на солнышке и беседуют о бутербродах.
– Увы, девочка здесь только одна, – сказала со смехом Анна. – Я ваша ровесница, бедный мой Реймон.
Отец склонился над ее рукой.
– Злюка, как и всегда, – сказал он нежно, и веки Анны задрожали, точно от неожиданной ласки.
Я воспользовалась удобным случаем, чтобы улизнуть. На лестнице я столкнулась с Эльзой. Она явно только что встала – веки у нее набрякли, губы казались совсем бледными на багровом от солнечных ожогов лице. Я едва удержалась, чтобы не остановить ее и не сказать, что там, внизу, сидит Анна, и лицо у нее ухоженное и свежее, и загорать она будет без всяких неприятностей, постепенно, соблюдая меру. Я едва удержалась, чтобы ее не предостеречь. Но вряд ли это пришлось бы ей по вкусу: ей было двадцать девять лет, то есть на тринадцать лет меньше, чем Анне, и она считала это своим главным козырем.
Я взяла купальник и побежала на пляж. К моему удивлению, Сирил был уже там со своей лодкой. Он пошел мне навстречу с очень серьезным видом и взял меня за руки.
– Я хотел попросить у вас прощения за вчерашнее, – сказал он.
– Я сама виновата, – ответила я.
Я не чувствовала ни малейшего смущения, и его торжественный вид меня удивил.
– Я очень зол на себя, – сказал он и столкнул лодку в воду.
– И зря, – беззаботно сказала я.
– Совсем не зря!
Я уже забралась в лодку, а он стоял рядом по колено в воде, опершись руками на планшир, точно на барьер в суде. Я поняла, что он не сядет в лодку, пока не выговорится, и всем своим видом показала, что вся обратилась в слух. Я хорошо изучила его лицо и без труда читала на нем. Я подумала – ему двадцать пять лет, наверное, он считает себя совратителем, и при этой мысли меня разобрал смех.
– Не смейтесь, – сказал он. – Вчера вечером я очень разозлился на себя. Ведь вы беззащитны передо мной – ваш отец, эта женщина, дурной пример… Будь я последним подлецом, вы все равно способны были бы мне довериться…
Он даже не был смешон. Я чувствовала, что он добрый и готов влюбиться в меня и я сама не прочь в него влюбиться. Я обвила руками его шею, прижалась щекой к его щеке. У него были широкие плечи, и я ощущала телом его сильное тело.