– Вы славный, Сирил, – шепнула я. – Вы будете мне братом.
С коротким гневным возгласом он обхватил меня руками и осторожно вытащил из лодки. Он держал меня на руках, прижав к себе, моя голова лежала у него на плече. В эту минуту я его любила. Он был такой же золотистый, милый и нежный, как я сама, и он меня оберегал. Когда его губы нашли мои, я, как и он, задрожала от наслаждения – в нашем поцелуе не было ни угрызений, ни стыда, было только жадное, прерываемое шепотом узнавание. Потом я вырвалась и поплыла к лодке, которую сносило течение. Я окунула лицо в воду, чтобы прийти в себя, освежиться… Вода была зеленая. Меня захлестнуло чувство беззаботного, безоблачного счастья.
В половине двенадцатого Сирил отправился домой, а на козьей тропе появился отец с двумя женщинами. Он шел посередине, поддерживая обеих, подавая руку то одной, то другой с присущей ему любезной непринужденностью. Анна была в халате – она спокойно сбросила его под нашими пристальными взглядами и вытянулась на нем. Тонкая талия, безукоризненные ноги – только кое-где кожа чуть заметно увядала. Конечно, тут сказывались годы постоянных, неукоснительных забот. Вздернув бровь, я с невольным одобрением посмотрела на отца. К моему великому удивлению, он не ответил на мой взгляд и закрыл глаза. Бедняжка Эльза имела самый жалкий вид – она обмазывала себя оливковым маслом. Я не сомневалась: еще неделя, и мой отец… Анна обернулась ко мне.
– Сесиль, почему вы здесь так рано встаете? В Париже вы оставались в постели до полудня.
– Там мне приходилось заниматься. Это валило меня с ног.
Она не улыбнулась; она улыбалась, только если ей хотелось, а из вежливости, как все люди, – никогда.
– А ваш экзамен?
– Завалила, – бойко объявила я. – Завалила начисто.
– Вы должны непременно сдать его в октябре.
– Зачем? – вмешался отец. – У меня самого никогда не было диплома. А живу я припеваючи.
– У вас с самого начала было состояние, – напомнила Анна.
– А у моей дочери не будет недостатка в мужчинах, которые смогут ее прокормить, – благородно сказал отец.
Эльза засмеялась было, но осеклась, когда мы все трое посмотрели на нее.
– Надо ей позаниматься во время каникул, – сказала Анна и закрыла глаза, показывая, что разговор окончен.
Я с отчаянием посмотрела на отца. Он ответил мне смущенной улыбкой. Я представила себе, как я сижу над страницами Бергсона, черные строчки мозолят мне глаза, а внизу смеется Сирил… Эта мысль привела меня в ужас. Я подползла к Анне и тихо окликнула ее. Она открыла глаза. Я склонилась над ней с встревоженным и умоляющим видом, нарочно втянув щеки так, чтобы походить на человека, изнуренного умственным трудом.