– Да, сударь.
– Хорошо. Сколько времени на ваших часах?
– Одиннадцать часов двадцать две минуты, – ответил Паспарту, извлекая из недр жилетного кармана громадные серебряные часы.
– Ваши отстают, – заметил мистер Фогг.
– Простите, сударь, это невозможно.
– Они отстают на четыре минуты. Но это несущественно. Достаточно установить расхождение. Итак, начиная с этого мгновения – то есть с одиннадцати часов двадцати девяти минут утра среды, второго октября, тысяча восемьсот семьдесят второго года – вы у меня на службе.
Сказав это, Филеас Фогг поднялся, взял левой рукой шляпу, привычным движением надел ее на голову и вышел из комнаты, не прибавив ни слова.
Паспарту слышал, как хлопнула наружная дверь: это вышел его новый хозяин; затем она хлопнула второй раз: это ушел его предшественник Джемс Форстер.
Паспарту остался один в доме на Сэвиль-роу.
Глава вторая,
где Паспарту убеждается, что нашел наконец свой идеал
– Честное слово, – промолвил несколько опешивший Паспарту, – таких живых молодцов, как мой новый хозяин, я встречал только у мадам Тюссо!
Здесь уместно пояснить, что «молодцы» мадам Тюссо – это восковые фигуры, весьма популярные в Лондоне, которым, право же, недостает лишь дара речи, чтобы быть живыми.
За несколько минут разговора с Филеасом Фоггом Паспарту успел хотя и бегло, но внимательно разглядеть своего будущего хозяина. То был мужчина лет сорока, высокого роста, с красивым и благородным лицом, украшенным белокурыми усами и бакенбардами; на лбу – ни одной морщины, цвет лица матовый, зубы безукоризненные. Его внешность даже не портила некоторая дородность; казалось, он в высшей степени обладал тем, что физиономисты называют «спокойствием в движении» – свойством, присущим людям, которые больше делают, чем говорят. Невозмутимый, флегматичный, с ясным, бесстрастным взглядом, он представлял собою совершенный тип хладнокровного англичанина: такие люди нередко встречаются в Соединенном королевстве, и Анжелика Кауфман чудесно, хотя и несколько академично, воспроизводит их в своих рисунках. Во всех жизненных обстоятельствах такой человек остается тем же уравновешенным существом, все части тела которого правильно пригнаны, столь же точно выверенным, как хронометр фирмы «Лерой» или «Эрншоу». И действительно, Филеас Фогг олицетворял собою точность, что было ясно по «выражению его рук и ног», ибо у человека, как и у животного, конечности являются лучшими выразителями его страстей.