– А ну глянь-ка, тут на подоконнике какой-то цветок. Теть Тома, где у тебя лупа? – крикнула она в комнату.
Тамара Васильевна безропотно явилась на кухню, выдвинула ящик кухонного стола и нашла среди груды бесполезных мелочей, накапливающихся в каждом доме, большую лупу в металлической оправе. Надежда вооружилась лупой и через несколько минут напряженного разглядывания произнесла:
– Вижу, что кактус, а какой именно – не могу понять. Но все равно. Позвоню Сене Гурковскому, он большой специалист по кактусам, все про них знает.
– И зачем вам знать про кактус? – невежливо поинтересовалась я, потому что все Надеждины манипуляции вызывали у меня недоверие.
– Затем, что раз уж мы приняли как гипотезу, что все, что изображено на фотографии, – правда, – терпеливо начала Надежда, – то хорошо бы узнать для начала, кто такая эта женщина. Умерла ли она или спаслась. Окно на снимке самое обычное. Без особых примет, моту сказать только, что оно находится в доме, построенном лет сто назад. А кактус – все же какая-то индивидуальная черта…
Не откладывая дело в долгий ящик, Надежда тут же набрала номер телефона своего знакомого специалиста по кактусам. Но тут нас постигло разочарование: Надежда не общалась с Гурковским около года, и оказалось, что судьба его сделала за это время крутой поворот: все семейство уехало на постоянное жительство в США.
– Ничего страшного, – не унывала Надежда, – придется обращаться в городской клуб, уж там наверняка помогут.
Лешка наелся у Тамары сладкого под завязку и вечером есть не просил, поэтому я с облегчением закрыла дверь на кухню. Голова немного прошла, настроение было, как всегда в последнее время, совершенно безразличным. Меня ничто не трогало – ни хорошее, ни плохое. Нельзя сказать, что бы я жалела себя – этого тоже не было, просто меня абсолютно ничего не волновало. По утрам мне не хотелось вставать, не хотелось умываться, есть, пить – словом, не хотелось жить. Если бы не Лешка… Я твердо знала одно: если меня не станет, с таким папочкой ребенок пропадет. Я не могу оставить ребенка на произвол судьбы, раз уж родила его.
В квартире было тихо, только из ванной доносился плеск: Лешка моется теперь самостоятельно, потому что у меня нет сил. Проходя мимо зеркала, я равнодушно скользнула по нему глазами. Мой бывший муж не нарочно орал, что я стала страшная, что смотреть на меня противно. Это верно: болезненная худоба, впалые щеки. Синяки под глазами. Волосы такие короткие, что даже расческа не нужна. После неудачных родов они стали так лезть, и в парикмахерской сказали, что если бы я промедлила еще немного, то осталась бы лысой.