В кабинет первой врывается полноватая женщина с ярким макияжем. Следом за
ней идет мужчина в черном пальто, оценивающим взглядом осматривая кабинет.
– Добрый день, чем могу вам помочь? – привычка улыбаться меня не покидает
даже в такой момент, когда улыбаться нет сил.
Женщина без приглашения плюхается на стул возле стола, ее спутник садится на
другой свободный стул. Люди среднего класса, привыкшие всего в жизни добиваться
нахрапом, скандалом и громким голосом. Интересно, кто они?
Приподнимаю бровь, выразительно бросаю взгляд на наручные часы. Мое время
дорого стоит, бесплатно я не консультирую.
– Мы родители Аркадия.
– А Аркадий – это кто? – беру ручку и чистый лист бумаги. Запишу данные и
кому-нибудь поручу дело этих людей.
– Аркадий Зиновский, – услышав эту фамилию, медленно кладу ручку на стол,
поднимаю глаза. Зиновский – тот самый водитель-лихач, который три дня назад
несся по трассе. Недоделанный «шумахер» пошел на обгон и вылетел на встречку, по
которой в это время ехали в машине Эля и дети. Лобовое столкновение, машины
отлетели друг от друга, как шарики пинг-понга.
– И? – многолетняя юридическая практика научила прятать свои эмоции, научила
изображать нейтралитет. Вот и сейчас я стараюсь обуздать гнев, который не
поддается никакому контролю.
– Вы Левин? – женщина явно в семье главная, мужчина все это время сидит
рядом и отмалчивается. Киваю в знак согласия. – У нас к вам предложение. У
мальчика вся жизнь впереди, давайте не будем ломать его будущее.
– Будущее? – эхом переспрашиваю, стискивая руки в кулаки. – У моих детей
будущего теперь нет, – посетительница вздрагивает от моего ледяного тона и
опускает глаза, но тут же их вновь вскидывает.
– Я понимаю ваше горе, но вашим детям уже не помочь, а моему сыну еще жить.
Он домашний ребенок, ему нельзя в тюрьму, его там покалечат. Мы тут с мужем
собрали деньги в качестве моральной компенсации, – достает из сумки пухлый
конверт и кладет его передо мной.
Усмехаюсь, опускаю взгляд на белый лист перед собой. Такие ситуации мне не в
новинку. Люди готовы душу дьяволу продать ради своей выгоды, ради смягчения
приговора. Сейчас я ненавижу уголовный кодекс всеми фибрами своей души. Самый
максимальный срок, который светит Зиновскому, – это семь-девять лет и лишение
прав до трех лет. Вот такой наш гуманный кодекс. За смерть троих людей парень
отсидит в тюрьме примерно девять лет, а если будет хорошо себя вести, не
буянить, то его могут досрочно освободить. Он будет дальше жить, радоваться,
садиться за руль, а я буду жить с дырой в сердце, без какой-либо надежды
увидеть просвет в своем мраке.