Когда «Виктория» шла мимо низкого борта «Тильбека», Миллер заметил на палубе за оградой какое-то движение. К решетке кто-то метнулся, изможденное лицо приникло к железным брусьям, и хриплый голос проговорил, задыхаясь:
– Эй, кто бы ты ни был!.. Передай там, на воле… Мы – заключенные из концлагеря Нейенгамме… Фашисты вывезли нас сюда, чтобы уничтожить!..
Послышалась короткая автоматная очередь, и голос умолк. Миллер видел, как тело заключенного медленно сползало вдоль решетки…
С других палуб тоже послышались выкрики, но выстрелы эсэсовцев оборвали их.
Теперь Миллеру стала ясной вся картина.
Нейенгамме!
Он знал этот лагерь.
Погибший при бомбежке комендант лагеря, в котором служил Миллер, называл Нейенгамме «параллельным предприятием». Эти два лагеря находились, опять-таки говоря его словами, «в творческом содружестве». Руководство ездило друг к другу в гости для обмена опытом и новинками в «наиболее рациональной постановке дела».
Лагерь Нейенгамме располагался в трех десятках километров от Гамбурга. Это было образцовое заведение.
Начать с того, что исключительно удачно было выбрано местоположение лагеря. Его построили в долине, где постоянно – зимой и летом – дули пронзительные, сырые ветры. Они уносили эфемерные жизни заключенных вернее, чем пули, побои, болезни и голод. Вернее, а главное – дешевле.
Лагерь Нейенгамме начал функционировать в 1940 году, когда все сильнее разгоралось пламя второй мировой войны. Теперь – весна сорок пятого. Комендант Нейенгамме рассказывал ему недавно, что за пять лет существования лагеря через него прошло примерно сто тысяч заключенных, в том числе тринадцать с половиной тысяч женщин.
Комендант хвастался высоким «коэффициентом полезного действия» своего лагеря: уничтожено более сорока тысяч заключенных.
«По профилю» Нейенгамме и его лагерь совпадали: и в том, и в другом содержались в основном военнопленные. В Нейенгамме можно было встретить чехов и югославов, французов и поляков. Но больше всего было русских: пятнадцать тысяч военнопленных и примерно тридцать пять тысяч гражданских. Комендант Нейенгамме жаловался, что русские сильно «затрудняют работу», и поделился своим опытом: русских – как пленных, так и гражданских – лучше уничтожать, не регистрируя их в качестве заключенных, так меньше возни.