И вправду… чего это я? Это несчастный
Колояр был смят бесцеремонностью Грая, возившимся с ним с
недовольным лицом, а мне-взрослому наплевать. Переживу. Просто
постоянное подталкивание в спину начало раздражать.
Трясясь под струями едва теплой воды,
я быстро намылил свою лысину, сполоснулся и вышел из-под душа.
Тщательно вытерся, не обращая внимания на Грая, сидевшего со
скучающим видом на скамейке у самого входа. Усмехнулся про себя и
облачился в новенькую форму, еще не обношенную и сидевшую
жестковато. Куртка оказалась свободной, без обязательного ношения
ремня. Заправив штаны в берцы, я внезапно ощутил себя человеком,
попавшим в знакомый мир, где любая мелочь отличалась от легкой и
спокойной жизни в поместье князя Морозова.
Небольшое замешательство было
пресечено легкой затрещиной.
- Кадет! Бегом в казарму! – рявкнул
он. – Привести себя в порядок, сидеть на месте и ждать команду на
завтрак!
Я взлетел по лестнице наверх и
ворвался в свой кубрик. Отдышавшись, принялся наводить порядок на
своем спальном месте. Первым делом распихал все добро в тумбочку, а
потом принялся заправлять постель. Рыжий дневальный с любопытством
смотрел на мои действия.
- Эй, новичок! – окликнул он меня. –
Тебя как кличут?
- А ты сам вчера не слышал? –
огрызнулся я. Жутко не понравилось слово «кличут».
- Не-а, я спал перед вахтой! –
добродушно ответил конопатый дневальный, не отходя от тумбочки с
телефоном.
- Не видел я тебя спящим!
- Да я в комнате подготовки наряда
дрых! – мотнул головой веснушчатый.
- А… Колояр.
- А я – Гриня.
- Гришка, что ли?
- Да. Только меня все Гриней зовут. И
ты зови так, а то в глаз получишь.
Я удивился неожиданному переходу от
доброжелательности к откровенной угрозе, но подумав, решил, что
парень по-своему прав. Он чем-то смахивал на меня самого
комплекцией: такой же худой, маленький и взъерошенный судьбой
воробышек. И поэтому мгновенно выбрал оборонительно-наступательную
тактику. Вроде и не враг, а по сопатке грозится настучать, если
приспичит.
Пока было время, я разобрал свои
личные вещи вроде зубной щетки и пасты, мелких безделушек в виде
цветных камушков, стекол и прочей фигни, упакованной в деревянную
коробку, чтобы не гремели при каждом шаге. Но самое главное: это
фотография моих родителей, которая оказалась у меня неведомым
образом чуть ли не с того дня, когда я стал себя помнить. Кто-то же
подложил ее мне. Единственное, что связывало меня с прошлым своего
рода. Тонкая ниточка, которая давала ощущение принадлежности к
древности своей фамилии, как напоминание о людях, которые должны
сдохнуть за содеянное. Прощать такое никак нельзя. Морозов,
конечно, проявил благородство в ситуации, когда боязнь за свое
опекунство довлело над его родом. Он сделал все, чтобы я не терял
связь с родовыми корнями. Хотя… Мало кто сейчас озабочен выяснить,
что же произошло восемь лет назад в особняке Волоцких. «Выморочный
род», сказал дядя Белослав кому-то при недавнем разговоре по
телефону. Ясно, кого он имел в виду.