Зато на самих Лисов глядели с явной неприязнью, а порой и
открытой враждебностью и вызовом. Мол, дай только повод. Но Лисы,
не дураки, повода не давали. Старый Лис, увидав, что люди недобро
косятся на Фидолову шапку с волчьим хвостом, зашипел злобно на
сына:
- Шапку сыми, дурачина. Вишь, люди смотрят, – и, не дожидаясь,
пока тот сообразит, сам сорвал шапку и запихал Фидолу же за пазуху.
А когда на одной из узких улочек дорогу им перегородила старуха с
ведрами, Лисы остановились и терпеливо ждали, пока та уберется с
пути.
- Доброго здоровья, вам, матушка, – не выдержав, проскрипел
старый Лис с не скрываемой досадой.
- Ишь, ты, – бабка с ведрами остановилась и к вящему раздражению
Лиса зацепилась за сказанное, – Нашел матушку. И как у тебя только
язык поворачивается…
Дожидаться, чем кончится старухина отповедь, не стали. Увидев,
что путь освободился на ширину конской груди, старик ткнул коня
пятками в бока и оставил бабку за спиной. Только въехав в ворота
подкняжичей крепости, они обрели былую самоуверенность. Обменявшись
по-свойски кивками с воротной стражей, целенаправленно пересекли
двор и подвели парней к писарю, сидящему за столом под навесом с
кипой бумаг.
- А, это ты, Дроло, – вместо приветствия буркнул писарь, завидев
старого Лиса, – Сегодня за двоих три копейки. В казне денег
мало.
- Как три копейки? - возмутился Дроло, – Вчера пять давали.
- Так надо было вчера приходить, – писарь ухмыльнулся.
- Три – это мало. Так не пойдет, – старый Лис попытался себя
распалить, хотя и сам сознавал, что настаивает только из природной
вредности, торговаться здесь бесполезно.
- Не хочешь брать три… не бери, – писарь состроил тот картинный
вид, что он де человек занятой и тратить время на пустой разговор
не собирается, – Либо бери вчера за пять, либо сегодня бери за три…
я тебе историю про раков на базаре пересказывать не собираюсь, – и
поднял ладонь, прерывая дальнейшие возражения, – Бывайте,
други.
Деваться Лисам, конечно же, было некуда, они забрали деньги,
поворчали для вида и усквозили по-тихому. Похоже, и в крепости их
хотя и терпели ввиду востребованности услуг, но как дорогих гостей
привечать явно не собирались. Писарь открыл ротную книгу учета и
внес парней в списки. Пока он чиркал гусиным пером, Аким, стоявший
до этого в задумчивости, вдруг ожил: