Куда мои семь лет против
двадцати?
Потом меня, как отработанный
материал, швырнули на сыру землю, скрипнули подвальной дверью, и
только звук быстро удаляющихся шагов ознаменовал завершение этого
странного воспитательного акта.
Первое, что я сделал, — это смачно и
звонко чихнул: то, что страшно хотелось сделать при первом же
контакте с этой пыльной и вонючей мешковиной. Раньше как-то не
получалось. Потом я кое-как освободился от пут и привалился спиной
к грязной стенке. В темноте плавали яркие гроздья феерических
огней. Биение сердца отдавалось в голове болезненным колокольным
звоном. Этот «кто-то второй», нанося удары, явно не соизмерял своих
сил с моим нежным возрастом. Я потрогал разбитую губу и быстро
заплывающий левый глаз. Потом оторвал кусок мешковины, намочил его
под струйкой сочащейся из трубы воды и прижал к лицу.
Вот так. Чем быстрее охладить
гематому, тем менее выразительными будут визуальные последствия.
Хотя в данном случае…
Я, кряхтя и шатаясь, встал на ноги и
направился вон из подвала.
Прыгать, говоришь, красиво научился?
Как завещали незабвенные китайские мастера? Любимый удар —
«Порхающая бабочка сметает пыльцу с нефритового лотоса».
М-м-да…
Чего же сейчас-то не порхалось?
Видимо, что-то все же мешает нашему танцору…
Губа стала болезненно пульсировать.
Все удары пришлись в одну сторону. Слева. Значит, злодей бил одной
рукой. Справа. По длинной дуге, судя по фиксированным временным
промежуткам. Кто у нас так бьет?
Да чего там анализировать.
От кого прилетит, я уже точно знал —
еще до окончания транспортировки моего обездвиженного тела в
темноту подвала. Скажу больше. Что-то подобное я даже предполагал с
того самого момента, когда поверженный не далее чем вчера Тоха
Исаков выискивал меня глазами в толпе триумфаторов нашего района.
Только его оперативность меня несколько смущает. И это лишь первая
странность.
Есть и вторая. Дело в том, что в наши
пацанские разборки запрещается привлекать взрослых участников. Это
— табу. Налицо — грубейшее нарушение всяческих мальчишеских правил
и традиций. Вплоть до процедуры публичного остракизма. А он на это
пошел. Почему?
Есть еще и третье.
«Ответка» не должна прилетать
анонимно. Обиженная сторона, встающая на тропу «вендетты»,
совершенно не заинтересована в конфиденциальности. «Вернуть лицо»
можно только при наличии восхищенной аудитории, выносящей неписаный
вердикт о свершении акта справедливости.