– Тяните билеты, – отмер динамик на потолке
купола, и Катька, не глядя, ткнула пальцем в
монитор перед собой. Антон вгляделся в мельтешение цифр и
последовал примеру соседки. На экране глумливо мигнула желтая
чертова дюжина.
Катька осторожно вытащила из кармана платья
шпаргалку Штирлица и пристроила на коленках. Коленки, к слову,
оказались неприкрытыми (Леденцова всегда предпочитала радикальное
мини), и юноша смущенно кашлянул.
– Дубль раз, – прогудел динамик голосом логика. –
Билет номер тринадцать. Внимание на экран.
Антон приготовился, было, узреть какие-нибудь
таблицы истинности, но тут по темному монитору пробежала вязь
неизвестных символов, а потом проступило лицо. Женское. Бледное, с
капельками пота над верхней губой, с яркой россыпью веснушек по
переносице.
«Готовность номер один... все к
шлюпкам... – донесся еле слышный из-за треска и свиста голос, –
Лобов ранен...»
Экран мигнул и погас.
– Ты это видела? – шепотом
спросил Калистратов и попытался сглотнуть. В горле
пересохло.
Катька сидела неподвижно, вперив круглые глаза в
пустой монитор и, словно выброшенная на берег рыба, разевала
рот.
– Ба... ба... ба... – наконец, отмерла
Леденцова.
– А? – не понял Антон, а Катька, выдавив еле
слышное: «воды...», бумкнула головой
о стол.
Калистратов подпирал снежно-белую стену коридора и вот уже
битых четверть часа гипнотизировал взглядом дверь лазарета. Дверь
равнодушно поблескивала никелированной ручкой и время от времени
подмаргивала зеленым окошечком с надписью «Только
для пациентов и персонала».
«Интересно, – подумал Антя,
неужели кому-то без причины захочется посетить лазарет? Или это для
таких вот сочувствующих, как он, написали?»
– Сколько раз я повторял, – донесся
из-за угла мощный бас, – что от этих ваших инноваций страдают наши
дети!
– Борис Шамильевич! – возмущенный
голос собеседника взвился под потолок и там почил, поглощенный
шумоизоляционным покрытием. – Ваши дети от моих инноваций ничего,
кроме пользы, не получают! Глядишь, даже думать научатся! Это же
ло-ги-ка!
– А девушка? – пред грозовыми раскатами деканского
гласа был бессилен даже потолок.
– Да, честное слово, понятия не имею, что
произошло!
Спорщики завернули в коридор – оба невысокие,
чернявые, несколько восточной наружности. Вот только лицо декана
Малкевича обрамляла окладистая борода.