– Ну и чудно. Если зашевелится, успокой его снова. – Я повернулся к Пензеру, тот закатывал рукава рубашки: – Как жена, дети?
– Лучше не бывает.
– Передавай им привет. Обойди машину с той стороны, мало ли, вдруг кто-нибудь поедет.
Он выполнил мою просьбу, и я опустился на колени рядом с Рут. Я надеялся, что искомая вещица будет на нем, – раз уж он не расставался с ней даже в бассейне, было бы странно, чтобы он теперь положил ее в сумку, которую нес к машине кто-то из слуг. Вещица действительно оказалась на нем. На сей раз она лежала не в водонепроницаемом мешочке, а в целлофановом конвертике, во внутреннем отделении его бумажника из крокодиловой кожи. Я знал, что это она: во-первых, ничего необычного на Рони больше не было, во-вторых, сама эта вещица была такова, что я уставился на нее, опустившись на колени и вытаращив глаза, а Рут подсвечивала мне фонариком.
– Подумаешь, нашел, чем удивить, – заявила она с презрением. – Я всегда знала, что ты коммунист. Решил, значит, с моей помощью взять свою собственность? Товарищ!
– Заткнись.
Я испытал чувство легкой досады. Я достал штуковину из целлофановой обертки и изучил ее повнимательней, но все и так было очевидно. Да, это был именно он – билет члена Коммунистической партии США, номер 128-394, на имя Уильяма Рейнолдса. Уж больно точное попадание, даже досадно. Наш клиент клялся, на чем свет стоит, что Рони – коммунист, и стоило мне чуть-чуть копнуть, провести легкую разведку боем – и вот вам, пожалуйста, партийный билет! Имя, конечно, ничего не значит. Нет, мне это явно не нравилось. Говорить клиенту, что он с первой минуты был прав на все его, – тут радости мало.
– Как они тебя величают, Билл или Уилли? – не унималась Рут.
– Ну-ка держи.
Я протянул ей книжечку. Открыл багажник, вытащил оттуда большую сумку, а из нее – фотоаппарат и несколько ламп. Сол пришел на помощь. Рут продолжала злословить, но мы не обращали на нее внимания. Книжечку я сфотографировал трижды, сначала Сол держал ее в руке, потом я приткнул ее к сумке, а в третий раз – возле уха Рони. Потом я убрал книжечку обратно в целлофановую обертку, сунул в его бумажник, а бумажник положил на место, в нагрудный карман пиджака Рони.
Оставалась еще одна операция, но на нее ушло меньше времени, потому что делать восковые оттиски с ключей я умею лучше, чем фотографировать. Воск лежал в моей аптечке, а ключи, восемь штук, – на кольце в кармане Рони. Как-то помечать оттиски я не стал – все равно не знал, каким ключом что открывается. Но ни одного ключа не пропустил – халтурить в таких делах нельзя.