– Атос! Портос! Арамис!
Оба мушкетера, с которыми мы уже успели познакомиться и которым принадлежали два последних имени, сразу же отделились от товарищей и вошли в кабинет, дверь которого захлопнулась за ними, как только они перешагнули порог. Их манера держаться, хотя они и не были вполне спокойны, своей непринужденностью, исполненной одновременно и достоинства и покорности, вызвала восхищение д’Артаньяна, видевшего в этих людях неких полубогов, а в их начальнике – Юпитера-громовержца, готового разразиться громом и молнией.
Когда оба мушкетера вошли и дверь за ними закрылась, когда гул разговоров в приемной, которым вызов мушкетеров послужил, вероятно, новой пищей, опять усилился, когда, наконец, г-н де Тревиль, хмуря брови, три или четыре раза прошелся молча по кабинету мимо Портоса и Арамиса, которые стояли безмолвно, вытянувшись словно на смотру, он внезапно остановился против них и, окинув их с ног до головы гневным взором, произнес:
– Известно ли вам, господа, что мне сказал король, и не далее как вчера вечером? Известно ли вам это?
– Нет, – после короткого молчания ответствовали оба мушкетера. – Нет, сударь, нам ничего не известно.
– Но мы надеемся, что вы окажете нам честь сообщить об этом, – добавил Арамис в высшей степени учтиво и отвесил изящный поклон.
– Он сказал мне, что впредь будет подбирать себе мушкетеров из гвардейцев господина кардинала.
– Из гвардейцев господина кардинала? Как это так? – воскликнул Портос.
– Он пришел к заключению, что его кисленькое винцо требует подбавки доброго вина.
Оба мушкетера вспыхнули до ушей. Д’Артаньян не знал, куда ему деваться, и готов был провалиться сквозь землю.
– Да, да! – продолжал г-н де Тревиль, все более горячась. – И его величество совершенно прав, ибо, клянусь честью, господа мушкетеры играют жалкую роль при дворе! Господин кардинал вчера вечером за игрой в шахматы соболезнующим тоном, который очень задел меня, принялся рассказывать, что эти проклятые мушкетеры, эти головорезы – он произносил эти слова с особой насмешкой, которая понравилась мне еще меньше, – эти рубаки, добавил он, поглядывая на меня своими глазами дикой кошки, задержались позже разрешенного часа в кабачке на улице Феру. Его гвардейцы, совершавшие обход, – казалось, он расхохочется мне в лицо – были принуждены задержать этих нарушителей ночного покоя. Тысяча чертей! Вы знаете, что это значит? Арестовать мушкетеров! Вы были в этой компании… да, вы, не отпирайтесь, вас опознали, и кардинал назвал ваши имена. Я виноват, я сам виноват, ведь я сам подбираю себе людей. Вот хотя бы вы, Арамис: зачем вы выпросили у меня мушкетерский камзол, когда вам так к лицу была сутана? Ну, а вы, Портос… вам такая роскошная золотая перевязь нужна, должно быть, чтобы повесить на ней соломенную шпагу? А Атос… Я не вижу Атоса. Где он?