Александр писал научные трактаты. Целыми днями сидел, склонившись над микроскопом, изучая каких-то червей. «Настоящий революционер не должен столько времени тратить на каких-то червей! – думал Владимир с негодованием. – В деревне умирают Настьки, преданные в руки диких отцов и темных знахарок; Дарьи и их дочери идут нищенствовать; излюбленной забавой детей в городах является утопление собак и кошек; бушует коллежский советник Богатов; пьет и болтает о смирении и морали отец Макарий; все молчат и ходят с заискивающими минами, а здесь – черви! Кому нужно знать, имеют ли они сердце и мозг, или нет? Здесь о ста двадцати миллионах людей нужно думать, не о червях!».
Владимир почувствовал себя одиноким. У него не было никого, с кем мог бы поделиться волнующими его мыслями. Остался с ним только Карл Маркс. Дерзкий, холодный мыслитель раскрывал перед юношей новые и все более захватывающие истины. Был очень обрадован, получив в одно из воскресений приглашение к профессору Остапову, которого очень любил. Молодой учитель с бледным, почти прозрачным лицом и большими карими глазами приветствовал его с сердечной фамильярностью.
Сжимая ему руки, сказал:
– Давно намеревался пригласить вас к себе, чтобы попросить прощения за нелепости, которыми все чаще угощаю класс. Впрочем, для него это весьма удобоваримая пища, но перед вами, который, как я сделал вывод из вашего ответа, не только много читал, но смог также понять, чем является наша прекрасная современность, чувствую себя всегда пристыженным.
Владимир смутился и что-то бурчал.
– Нет, прошу не перечить! Знаю все же сам и отдаю себе отчет в своих поступках, – прервал его профессор.
– А чего вы хотите? «Рада душа идти в рай, только грехи не пускают!». Не отношусь к героям! Боюсь собственной тени, только что куратора округа или губернатора! Кроме этого, слабый из меня человек, очень слабый!
Он провел гостя в гостиную, где сидело несколько особ, по-видимому, приезжих, так как Владимир никогда их в городе не встречал.
Один из присутствующих, в студенческом мундире, рассказывал о жизни в столицах; картина, представленная с ораторским пылом, с повествовательным талантом и иронией, еще больше укрепила Ульянова в мысли о целенаправленности существования хотя бы мечтательной партии «Народ и Воля».