– Не знаю еще, но чувствую ее… здесь, здесь…
Сказав это, Владимир пальцем коснулся своего лба.
В уголке, склонившись над рукоделием, тихо сидела Елена. При последних словах Владимира она подняла на него глаза. Когда указал он на свой лоб, прикрыла веки и тихо вздохнула.
После ухода отца и брата, не отрываясь от вышиваемого куска ткани, спросила:
– Убежден ли ты, Воля, что правда умещается в мозгу?
– Да! – отвечал он. – Только в мозгу.
– Я думаю иначе! – возразила она, тряхнув светлой головкой. – Великие идеи только тогда могут иметь власть над людьми, когда превращаются в чувства. Значит это, что в делах творения, утверждения и принятия правды обязано делать сердце…
– Нет! Если сердце вступает в игру, начинаются компромиссы. Не выношу их и не признаю! – воскликнул он резко.
– Значит, Воля, ты никогда не пойдешь за голосом сердца?
– Нет, никогда! Сердце является врагом разума.
Она вздохнула и умолкла, ниже склонившись над столом.
– Почему, Лена, вздохнула? – спросил Владимир.
Долго не отвечала. Владимир терпеливо ждал, глядя, как свет лампы ложится золотыми пятнами на гладко причесанных волосах и ласкает длинные толстые косы девушки.
– Грустно мне… – шепнула она и внезапно подняла на него большие голубые глаза, полные горячих проблесков. – Воля, ты недобрый!
Владимир не отзывался.
– Ты, наверное, Воля, ничего не любишь в жизни?
Он подумал и возразил:
– Желаю добра и правды всем людям целого света.
– Значит, любишь?
– Нет! Для этого достаточно разума, – произнес спокойно.
Немного погодя Елена, не спуская с него удивительного, трогательного взгляда, шепнула:
– И никого… не любил?
Хотел ответить, но внезапно смешался и с живым румянцем на лице начал просматривать иллюстрированное издание Пушкина, лежащее на столе.
– Например, любишь ли ты меня, Воля? – донесся до него ее тихий шепот.
Ульянов дрогнул и стиснул зубы.
– Так, как я люблю Волю… как люблю отца, как любила бы мать. О нет! Люблю больше, так, как Бога!
Через стиснутые зубы он ответил:
– Не очень удивительное сравнение! Бога, Лена, нет! Это устаревшая идея, случайно остающаяся в обращении.
Не поднял, однако, на нее глаз, боялся заглянуть в ее зрачки, полные сердечных блесков.
– Для меня Бог существует! Я люблю Его, а рядом с ним Волю! – шепнула она.
– Лена! – бросил он сдавленным голосом, как если бы умолял ее о помощи.