Зная, что отец любит шахматы, Александр часто с ним играл, а старик никогда уже не начинал разговора о неуместном для сына кавалера высочайшего ордена и таком опасном поступке. У него не было уже никаких подозрений.
Владимир думал так же. Внезапно это, однако, изменилось, так как однажды, возвратившись домой, заметил торчащую из-под подушки брата книжку. Взял ее в руки и сильно удивился. Она была очень тяжелой. Пользуясь отсутствием брата, он осмотрел ее старательно. Кусок железа, пыльный внутри, снаружи выглядел как книжка.
Страшная мысль блеснула в голове юноши. Сдавалось ему, что он понял все.
– Ты неосторожен, Саша! – произнес он, когда брат вернулся домой. – Такие вещи нужно прятать старательней.
Брат смешался и ничего не ответил.
«Та-ак! – подумал Владимир. – А однако, черви не помешали Александру стать революционером, а у меня Лена отнимает много времени и переводит мои мысли на мещанские, эгоистичные пути. Нужно с этим закончить!».
Не мог, однако… мучили его разные мысли, связанные с открытием, сделанным в комнате брата. Колебался и боролся с собой. Стоял на бездорожье и долго не находил выхода. Побледнел и исхудал ужасно. Молчал, однако, и с отчаянным упорством сжимал уста. Чувствовал себя, как человек, впервые подписывающий смертный приговор.
Продолжалось это в течение целого лета.
Осенью 1886 года внезапно умер отец. Было это тяжелое время. Тогда еще Владимир даже больше полюбил Лену. Она одна умела утешить огорченную мать и успокоить ее боль и тоску. Госпожа Ульянова никогда не уважала мужа, печалилась, однако, о нем, проживши столько лет в счастье и несчастье. Мария Александровна любила мужа любовью матери. Знала, что этот неразумный, безвольный, угодливый полу-калмык астраханский прошел свою жизненную дорогу благодаря ей, которая будила в нем человеческое достоинство и добавляла значительности и настоящей содержательности его работе.
Дочери Марии Александровны, смелые и интеллигентные, обожали Лену и называли ее невесткой.
Только Владимир уже не делал никаких планов и отказался от мечтаний. Со дня на день ожидал он нового удара, который должен был свалиться на семью и изменить, а может быть, даже разрушить все. Он один знал об этом лучше, чем даже тот, по замыслу которого удар будет нанесен. Не имел иллюзий и надежд.