– Возьмите сколько надо, остальное оставьте себе.
Порохневич прищурился, отпил из бутылки, встал, и перед тем как направиться к импровизированной стойке из бочек, за которой дремал хозяин, сказал:
– Берегите деньги. Без них здесь туго.
– Мне кажется они здесь вообще ни к чему. На острове, как я понимаю, нет никаких экономических отношений.
– Да. Но так уж повелось. Традиция, если хотите.
– Понятно. Значит без денег здесь туго.
– Здесь особенно. Работать негде, а кормить задаром никто не станет. Хотя…
– Что?
– Ничего. Пустяки. На водку много уходит. Если не пить, то еще можно продержаться.
– Не пейте, – сказал Бартек.
– Нельзя, – бросил Порохневич и пошел к стойке.
Бартек проводил взглядом его приметную, несколько сутуловатую фигуру и наклонился над стариком, которого Порохневич столкнул на пол. Старик мирно похрапывал, видимо, не испытывая особых неудобств в своем положении. Бартек усмехнулся, взял бутылку и, преодолевая отвращение, сделал несколько глотков. Боль сразу отпустила, только в голове стало непривычно тяжело. Он сдавил виски пальцами и глубоко вздохнул.
А если Ирма выкарабкалась?
Он сознательно употребил это слово, потому что из такой каши можно было только выкарабкаться. Взрыв в носовой части лайнера, жуткий шторм, ночь, – все одно к одному. Он крепко держал ее за руку, и потом, когда спускались по трапу, перехватил запястье так, что она вскрикнула. И все-таки толпа разъединила их.
Порох принес три бутылки, наполненные той же мутноватой жидкостью, и выложил сдачу на ящик.
– Австралийские доллары. Наверное Дик расплатился. Он у нас один австралиец. Заберите. Понадобятся.
– А вам? – спросил Бартек, сгребая ладонью деньги. – Вам они не нужны?
– Нужны, но я предпочитаю зарабатывать их сам.
– И получается?
Порохневич забавно поморщился, словно давая понять, что разговор на эту тему ему неприятен.
– Знаете, мне надоела ваша постоянная ирония, – сказал он. – Давайте лучше выпьем.
– Я и не думал иронизировать, – ответил Бартек. – Вы сами говорили, что работать на острове негде. Как в таком случае можно зарабатывать деньги?
– Можно, – отозвался Порох и приложился к бутылке.
Бартек промолчал. Он допил свой самогон и мгновенно ощутил как крепко пьян. Лицо Порохневича и его шевелящиеся губы вызывали какие-то далекие ассоциации. Ему казалось, что он слышит голос Ирмы. Она кричала, но он не мог разобрать что.