– Довольно! – вскрикнул я ослабевшим голосом, – ваша обязанность выполнить, и, если вы еще способны написать что-то, то вот здесь, – я указал ему пальцем на свободное место на латунной пластинке, – выгравируйте «Лектор». Лек-тор – громко по слогам повторил я, и, высказавшись, почувствовал какую-то внутреннюю гордость. По телу пробежала приятная дрожь. Я рассматривал лицо мастера, ошеломленного моей смелостью, я был уверен, что произвел должный эффект на его психику и на его мнение обо мне, что с этого момента в его глазах я превратился в совершенно другого, куда более уважаемого человека.
Мастер удивленно посмотрел на меня, лицо его изменилось так, словно его переключили на другой канал. Его первое, пренебрежительно-ироническое выражение сменилось уже на насмешливо-ироническое. Он поднял свои брови как можно выше, принял невинный вид и спросил меня:
– Мне не послышалось? Что выгравировать? А ну-ка снова по слогам скажи! – повернулся он ко мне правым ухом и весь как бы превратился в слух.
– Лек-тор. Надеюсь, значение этого слова вы знаете, – ответил я, обескураженный его реакцией.
Мастер фыркнул раз, плечи его затряслись, и раздалось тихое хихиканье, похожее больше на бульканье в легких.
– Лек-т-о-о-р… – выдохнул он со смехом, показал на меня пальцем и некоторое время продолжал так хихикать. Потом присел на стул, низко наклонил голову, и смех его все усиливался. Потом еще раз глянул на меня и спросил сквозь смех:
– А профессора не хочешь? Ха-ха-ха, и фамилию, – хочешь, сменю на Априашвили? – Он прикрыл рот рукой и снова весь погрузился в свое хихиканье. Пытался что-то ещё сказать, но хриплый тихий смех душил его. Потом он так усилися, что я уже не мог понять, смеется он или кашляет, по-моему, это больше походило на шипение и свист. Он весь покраснел, из его выпученных глаз катились слезы. Я стоял пораженный, не зная, что предпринять, я впервые видел такое… Мастер, уже впавший в истерику, раскачивался всем телом. Где-то минуту он так шипел и свистел. Наконец, поднял на меня покрасневшие глаза, секунду смотрел так, словно пытался что-то сказать, но не сумел, так как, обессилев от смеха, уже не мог говорить.
– С меня довольно насмешек с вашей стороны. Вы заслуживаете презрения и ничего больше. Хорошо еще, что вы не единственный мастер на Земле! – воскликнул я, осмелев от его беспомощности. Я схватил свою табличку и вышел вон. А из мастерской все также слышалось хихиканье-шипенье, и к этому теперь добавились и другие звуки, так как уже вошедший в азарт мастер принялся колотить кулаками по столу. Мои ручные часы показывали 8 часов и 42 минуты.