Как бы то ни было, а отказываться от помощи Валентина
Михайловича я тоже не спешил. Учитывая мое шаткое положение при
дворе, отрицательное отношение родни, да еще и огромный такой
скелет в шкафу — мое происхождение, мне жизненно необходимо
обзаводиться своими сторонниками...
Происхождение... Эта мысль тоже не давала мне покоя. Мятежный
финский род, секретная пространственная магия... Если я хочу
выжить, мне нужно разузнать обо всем этом побольше. Кто знает, а
вдруг не зря так стремились император и Громов заполучить ребенка с
этим пресловутым даром? И если я сумею им воспользоваться? Но не
могу же я бродить по дворцу, хватая каждого встречного за руки и
вопрошая — а расскажите-ка мне про уничтожение целого рода!.. Такие
тайны хоронят ой как глубоко, и раскапывание этих могил опасно для
здоровья.
Глубоко задумавшись, я не сразу услышал почтительный голос юного
камер-пажа, напоминавшего мне о том, что пора отправляться в
Малахитовый зал, откуда уже все августейшее семейство торжественно
прошествует в Большую церковь на праздничную службу. Вздохнув, я
бросил последний взгляд в зеркало, набираясь решимости, и
отправился на встречу с горячо любимыми родственниками.
Должен признать, что змеиный нрав моих сестричек никак не
отразился на их внешности. Даже я, немало пострадавший от их
язвительного острого языка и высокомерной чванливости, невольно
залюбовался изящными силуэтами девушек, облаченных в белые платья с
открытыми плечами и длинными, расшитыми золотыми узорами шлейфами.
Владимир, наряженный практически в такой же парадный костюм, как и
я, исподлобья смотрел на меня с другого конца зала, окружённый
ближайшими друзьями. Выглядел он неважнецки, чрезмерное возлияние и
его короткий полёт, окончившийся встречей его дубовой головы с не
менее дубовым книжным шкафом, оставили набрякшие мешки под
воспаленными, красными глазами. Как я и предполагал, очнувшись
после моей атаки, он практически ничего не помнил. Пытался обвинить
меня в том, что я напал на него, но тут репутация Алексея-тихони
сработала мне во благо. Даже отец отмахнулся от него, морщась от
крепкого запаха перегара, и велел отправляться к лекарю и привести
себя в порядок, дабы не позорить своим видом семью. Я же, скромно
потупив глаза, делал вид, что я не при делах, и вообще, меня тут
нет... А вот что теперь собирается делать старший братец с
раздобытой им информацией, я не знал. И это здорово напрягало. Его
молчание говорило только об одном — он задумал что-то явно
грандиозное. И к чему мне готовиться — одному богу известно.