Ваш Андрей Петров. Композитор в воспоминаниях современников - страница 42

Д. Гранин, А. Петров, Н. Петрова, Э. Рязанов. Встреча в Санкт-Петербургском Гуманитарном университете профсоюзов, 1999

Но маг и волшебник – это само собой. А в той поездке стал я с интересом узнавать его и как человека. И человека тоже с какой-то своей неожиданностью. Вот, к примеру, его заикание. Я до этого очень иронично относился к заиканию Сергея Михалкова, наблюдая в общении с ним, как тот эксплуатирует эту особенность своей речи, как кокетничает и использует ее довольно бесцеремонно. У Андрея это выглядело совершенно иначе. Хотя отчасти заикание вроде бы и мешало ему, но в то же время, как ни странно, оно и способствовало контакту. Потому что когда он начинал затрудняться, спотыкаясь на каком-то труднопроизносимом для него слове, у меня лично появлялось ощущение соучастия в разговоре. Я уже был не просто слушатель, а если вникнуть в это слово – собеседник. Это было со-беседование. И мне нравилось его легкое спотыкание. Это было прелестно. Дело было даже не в словах, которыми мы обменивались, а в интонациях и в той интеллигентности, которая была неотъемлемым его качеством.

Сам я – из неинтеллигентной семьи. И для меня существует интеллигентность, особенно врожденная, как примета человека, даже независимо от того, кто его мать и отец. Врожденное ощущение особого отношения и к собеседнику, и к жизни, и к происходящему. Я потом узнал его родословную. Но ведь тут не всегда связано одно с другим. На фоне жизни 60–70-х годов прошлого века интеллигентность была не то что редкостью. Это не то слово. Верней сказать, что она была почти противопоказана. В нашей советской жизни интеллигентностью никогда не хвалились. Она чаще бывала словом бранным, со своей системой прилагательных: гнилая интеллигенция, трусливая интеллигенция, еще шляпу надень… Интеллигентность не была доблестью, украшением человека. И что любопытно. Вот сейчас хвалятся дворянством. А интеллигентностью? Не сказал бы… Интеллигентность – маргинальное качество человека. У Андрея она окрашивала его облик и характер. И она была его наружностью.

И вот приехали мы в Финляндию. Сейчас эту страну, несмотря на все ее заслуги, считают европейской провинцией, а тогда она была для нас все-таки Европой. И мы с Андреем, вопреки желаниям женской части нашей небольшой компании, договорились пойти в какие-то злачные места, которые были для советских граждан таинственной, интригующей экзотикой. И в этих прогулках мы как-то быстро обнаружили то глубинное общее, что было в наших ощущениях, касающихся и заграницы, да и вообще жизни.