, изданных в перестройку).
Это моё девятнадцатое, согласно хронологии, стихотворение. Но из предыдущих восемнадцати я допустил к печати только два. И фактически, это моё третье стихотворение.
Я очень и очень бережно вынашивал его. Очень долго и осторожно подбирался к нему. И, решая о чём я хочу писать, однозначно выбрал посвящение Андрею Макаревичу. По большому счёту я сам придумал для себя тест на «вшивость». Если бы я его не прошёл, то пожалуйста поверьте, я бы не писал сейчас этих строк. Я бы никогда не состоялся как поэт и творческая личность.
Что скрывать: отталкивался я от Марионеток. Стёртые лица и тусклые краски всегда ассоциировались у меня с бледным отсветом луны на лицах разбредающихся после представления посетителей балаганчика.
Что бы было, если бы куколки в коконе могли бы сами выбирать, в какую бабочку им превратиться?
В процессе написания стихотворения я реально выбрал. Я, не зная, какие бывают, – выбрал. Я, ступив на тропу, ступил на «путь» (думаю ещё не раз я повторю это слово). На мой путь.
Писал я очень долго, переслушивая песни, выбирая образы, отбирая и в меру ещё не отточенного мастерства, шлифуя рифмы. Как это происходило, я вряд ли вспомню. Но в том, что дописывал я ночью, лёжа на полу в спальне моего друга, после его дня рождения – я уверен, как уверен в том, что лидера «Машины Времени» зовут Андрей Макаревич, а меня Миша.
Почему на полу? Да потому что по договоренности с родителями я не поехал домой, а заночевал у друга. Я всегда обещал, что если выпью лишку и даже не лишку, останусь ночевать. (Честно: я всего один раз напился и то случайно, хотя и намеренно, перепробовав кучу редких, крепких напитков).
Я остался. Нас двое осталось. Кровать была одна, и мы кинули жребий: кто спит на ковре, а кто – валетом. Мне выпало спать на ковре. Заснуть я не мог. Не спалось. Друзья сопели и храпели. Фонарь светил в окошко, как месяц (друг жил тогда на втором этаже), но благодаря этому свету я и дописал свой первый долгострой. Я закрывал глаза, но фонарь и возникающие строки заставляли вновь открывать их и записывать… На чём? На салфетке или на предусмотрительно взятом с собой листочке из тетради…
– Не шурши! – Я не шуршу. – Не шурши, хватит уже, что ты ешь? – Я не ем. – Ну так не шурши… – Я не шуршу.
Утром за завтраком я прочитал друзьям мои каракули, открыв секрет шуршания, но они тогда не придали им значения. Тогда мало кто придавал моим экзерсисам значение, а многие о них просто не знали. Я, из страха быть не понятым, раскрылся родным и большинству друзей, имея за душой более ста написанных стихотворений, и случилось это несколько лет спустя.