Надо упомянуть также Лену А. Это был ходячий сгусток жизнерадостной энергии, незаменимый участник различных проектов. Главные ее приметы: развитая фигура, широчайшая улыбка и разноцветные гольфы. Хотя эксперименты с прической и макияжем часто не доводили ее до добра. Как и поиски идеального мужчины.
И все же, несмотря на множество отличий, одно из которых было также и в возрасте, существовало что-то очень и очень объединяющее всех нас, студентов. Я бы мог уверять, что это общая увлеченность историей искусства. Но это не так. Вероятно, чувство свободы, неизвестность (а потому и притягательность) будущего, уверенность в том, что все будет хорошо – вот что было связующим.
Как кажется, необходимо вслед за студентами охарактеризовать и некоторых преподавателей. Среди них встречались весьма и весьма колоритные персонажи.
О. С. учила нас, несмышленышей, описывать и анализировать произведения искусства. Но ее лекции мало походили на занятия со студентами. Это был разговор с самой собой. Мало кто понимал смысл ее речей. Сейчас объясню.
Утонченная натура, она была с головой погружена в мир энергетических потоков и художественных переживаний. Целые кварталы воздушных замков возводила она своими витиеватыми фразами перед изумленными студентами. В ее глазах горел священный восторг, иногда священный ужас. Но важнее всего то, что гордилась она не только своим чародейством, но и преподаваемым предметом. Это подкупало и заставляло с еще большим усердием продираться сквозь джунгли ее философско – искусствоведческих построений.
Г. Б. был специалистом по современному западному искусству и истории джаза. Он был настолько свободен от критических суждений окружающих, что почти не следил за своим внешним видом.
Это был очень умный человек. Г. Б. справедливо полагал, что его задача как преподавателя состоит в том, чтобы заинтересовать студентов, а не доводить их до кипения теорией искусства и датами жизни художников. Его страсть к предмету была такова, что он заставлял студентов узнавать полотна по крошечному кусочку. До сих пор горжусь тем, что сумел узнать дегашную[13] купальщицу по расческе.
Первые месяцы учебы не были лишены обычных излишеств, весьма извинительных в моем возрасте. Однако собственная целеустремленность, воспитанная как противоядие против годами вдалбливаемого в мою душу чувства неполноценности, взяла свое (не хочется думать, но, скорее всего, именно так и окажется, что мой нынешний культурный уровень, вся моя целеустремленность, жизнеспособность, и summa summarum