– «Прошу простить»? – передразнил толстяк с бешеными глазками. – Ты кто, педик, что ли?
Тони с маху опустил поднос толстяку на макушку, после чего немедленно направился к Бев извиняться, что задержался и еще не принес выпивку. Вот это манеры!
Тредголды слышали, как почти невидимая в сумерках маленькая женщина велела высокому мужчине выйти из фургона. Она что, иностранка? Разве ж она по-английски говорит? Попривыкнув к ее речи, они поняли, что это все-таки английский, но какой! Шикарный! Самый что ни на есть шикарный язык.
– Слушай, чего это они такую шикарную публику в наш переулок Ад поселили? – спросила Беверли.
– Почем я знаю, – отозвался Тони, вглядываясь во мрак. – Где-то я ее раньше видал. Это не она регистраторша у доктора Хана?
– Не, точно не она. – Беверли то и дело бегала к врачу и потому знала, что говорит.
– Вот уж, черт возьми, повезло так повезло: эдакая шикарная публика вдруг у нас в соседях!
– Зато они, по крайней мере, не нагадят в ванну, как предыдущие ублюдки.
– Что правда, то правда, – согласился Тони.
Принц Филип безмолвно взирал на дом номер девять. Замигал, ожив, уличный фонарь, отбрасывая странные, неестественные блики на обветшалое новое пристанище принца. Фонарь продолжал театрально мигать, будто желал поубедительней изобразить морской шторм. Водитель фургона опустил сзади аппарель и полез в кузов. Такого прекрасного товара он в жизни не видал – за все двадцать с лишком лет работы на перевозке мебели. Пес, сидевший в клетке в глубине фургона, зарычал, защелкал зубами и стал свирепо бросаться на проволочные стенки своего узилища.
– У них и пес есть, песик, – заметил Тони.
– Пускай себе, лишь бы послушный, – отозвалась Беверли.
Тони сжал плечо жены. Славная она девочка, подумал он. Без всяких там предрассудков.
Принц Филип заговорил:
– Какого черта! Это же, блин, ни в какие ворота не лезет! Я отказываюсь. Я скорее соглашусь жить в какой-нибудь, блин, канаве. А этот чертов, блин, фонарь сведет меня с ума! – крикнул он, обращаясь непосредственно к фонарю, который тем временем продолжал изображать шторм; когда же Филип, ухватившись за фонарный столб, принялся трясти его изо всех сил, фонарь переключился на имитацию урагана.
– Все ясно, – сказала Беверли. – Он псих, знаешь, есть такие: их выпускают, чтобы они хоть померли среди нормальных людей.