Закусив губу, я медленно, чувствуя легкую дрожь в пальцах,
принялась делать то, о чем сказал магистр. Аккуратно растянула сеть
в руке, накинула ее на свернутую бумагу... и прилипла пальцами к
нитям.
— Ой, оно не отцепляется, — Я попыталась отлепить края сети от
пальцев, потерев их друг о друга, но лучше не стало, только хуже.
Сеть намертво прилипла ко мне, а еще через мгновение — лопнула на
«спинке» письма и начала достаточно шустро впитываться в мое
энергетическое поле. Спустя пару ударов сердца моей сети как не
бывало.
— Да чтоб тебя, — я раздосадовано топнула ногой. Под моим
взглядом потоки Ато постепенно таяли, возвращая привычную картину
мира. — Еще раз?
— Нет, не стоит. Поверь, для первого раза это очень хорошие
результаты. Позволь, я воспользуюсь твоей Ато снова и все же
запечатаю письмо?
Кивнув, я протянула послание магистру и он, подождав немного,
повторил тот «фокус» с отщеплением нити Ато от меня и разделением
ее на более тонкие волокна. Дождавшись, пока сеть сплетется между
основными нитями, он накинул ее на письмо, быстрым движением
пальцев, похожим на приминание края у теста, соединил сеть в
цельный покров и убрал руку, держа на ладони оплетенное Ато
послание. Нити с двух сторон истончались, исчезая в воздухе, но
никуда не пропадали.
— И что теперь?
— Теперь нужно замкнуть сеть, — старец перенес письмо на стол и
быстро связал два хвостика между собой. Они тут же вытянулись вдоль
письма и вросли в общую сеть. — И, наконец, запечатать его так,
чтоб прочитать его мог только твой отец. Представь его себе как
следует, приложи руку к письму и подумай ...м... пусть будет
«только тебе и никому иному». Ты должна представить его очень
четко, не важно, каким ты его вспомнишь, главное, чтобы ты
вспомнила только его.
Я кивнула, понимая важность момента и, после недолгого выбора,
остановилась на воспоминании нашего с ним спора, после моего
официального назначения «на должность» защитницы веры. Пусть
воспоминание было не из приятных, но оно было очень ярким, а тут
иного и не требовалось.
Бросив короткий взгляд на магистра, я получила его разрешающий
кивок и приложила руку к письму.
«Только тебе и никому иному» — мысленно проговорила я, не
отпуская из памяти образ Рудольфа, короля Андарии и моего отца.
По сети пробежала едва заметная волна, расходясь от моих
пальцев, настоятель Алой крепости одобрительно хмыкнул.