Комната одиночества - страница 33

Шрифт
Интервал


Потом небольшая пауза и новый вопрос:

– Вы пьяны?

– Нет, – отвечаю, а сам думаю: «Чтоб тебя, Кешик, подняло да об землю стукнуло за твои приставания – налей-налей!» Не дай Бог, повезут в госпиталь проверять наличие алкоголя. Нет, отговориться можно, мол, у меня печень больная, кетонемия и тому подобное, но это можно оболванить этих строевых меринов, а своих врачей-коллег ни за что. Позор, если повезут на проверку врача!

– Ладно, остановимся на этом, – пробормотал начштаба. – Неудобно врача вести в госпиталь для проверки на алкоголь. Можете идти.

Я вышел как из парилки, вся рубашка мокрая. Перед глазами стояла морда оперативного. Самое интересное, что очень скоро этот оперативный поступил в госпиталь с белой горячкой – в гостях перепил, вот его и шибануло по голове. Бедняга бросался на застекленную дверь, пока не порезал себе вены. С тем и поступил. Ходил по госпиталю потом притихший, все ждал решения своей участи, а тогда, при начштаба – герой. Как же – лейтенант для него не человек. Но в покое меня в тот день просто так не оставили, тут же в коридоре я нарвался на начпо, который ухватил меня за руку и затащил в свой кабинет.

– Ну, рассказывай!

– Что рассказывать?

– Как дело было, весь штаб гудит – не успел лейтенант начать службу, как уже влип!

– Может, товарищ капитан второго ранга, я по форме и не прав, но по существу прав, несомненно. Мне звонят, я представляюсь, а что в ответ? Просьба в грубой форме позвать человека, которого рядом со мной нет. А когда я начинаю выяснять, кто спрашивает, то слышу нецензурщину. Вот вы бы стали разговаривать по телефону с человеком, если б он не представился?

– Да, – после паузы согласился начпо, – ты прав, нет еще у наших офицеров культуры в общении, нет, но все равно ты не должен был опускаться, не должен.

Помолчал немного и спрашивает:

– Ты коммунист?

– Нет, – говорю, – комсомолец.

Ведь он уже спрашивал меня, вспомнил я, но начпо в это время вытянул губы трубочкой и произнес:

– А-а-а, идите!

Я ушел в часть.

Кешика нигде не оказалось. Чтоб он провалился – когда надо, его никогда нет. Я побродил по пирсу, потом перелез через брекватер и пошел по песку вдоль кромки совершенно спокойного моря. Вода была прозрачна как никогда, и волн не было, ноги мои утопали в мельчайшем песке, вокруг валялись мелкие и большие трупы деревьев, вынесенные рекой, среди песка лежали коровы и мирно жевали свою жвачку. Когда я устал и остановился, городка не было видно. Я сел на почти белое, отполированное волнами бревно, выброшенное на берег, и стал поддевать ногой пустые полиэтиленовые посудины из-под моющих средств.