Укоренилась в Киеве и вера Христова,
вознесся храм со звонницей – в ней бочкообразный колокол, на
который смотрели сперва, как на диво. Воздавали хвалу Творцу
иноземные купцы и немногочисленная местная паства в деревянном
высоком тереме-башне, строгими очертаниями напоминавшем об
аскетизме первых христиан.
Минуло несколько зим, прежде чем
киевляне-язычники оценили мощь колокола как коммуникативного
средства.
Перезвон его возвещал теперь не
только о церковном, но и о делах мирских, державных: о приезде
князя и дружины из полюдья, о прибытии послов и купцов, именитых
гостей…
Но колокол бы один. А потому
подхватывали набат дуды и колотушки, а затем и костры, разнося
вести на сотни верст. Или, наоборот, с дальних рубежей огнями на
вежах передавали о движении гостей незваных – и оповещал люд
киевский медный язык.
*****
Княжий двор ждал хозяина, и,
казалось, стал еще шире.
А как иначе вместить целое полчище –
навскидку под тысячу, а может и более, вооруженных мужей. Да, почти
все при оружии: у кого-то оно поплоше, у кого и получше, есть и те,
у кого меч, щит, копье, шелом красноречиво говорили об изрядной
зажиточности владельца.
Между тем, в хаотичной толпе
наблюдалось осмысленное брожение: скопище мало-помалу приобретало
характер строя.
Вот и мои держались кучкой; о чем-то
оживленно переговаривались, завидев меня, призывно замахали
руками.
Их встревожено-радостные лица, а
также полная боевая экипировка побудили задать вопрос.
-Что се деется?
-Князь рать собирает, смотреть будет,
– выпалил Бурелом.
-Видать скоро выступаем… скорей бы…
уж опостылело торчать здесь … наперебой подхватили другие.
«Началось, вот оно! Страшно и
весело!», – как писал некогда Лев Толстой… о Бородинской
битве.
*****
Ринулся в оружейную комнату и уже
через пять минут, облаченный в доспехи, во всеоружии стоял во главе
десятка.
Зброю, вверенную нам, содержали
исправно. Наточили секиры и мечи. У кузнеца княжьего двора
подремонтировали деревянные обитые железом щиты, подогнали по
размеру кольчуги-безрукавки.
На правах отца-командира построил
своих молодцов в шеренгу, осмотрел беглым взглядом; кое-кому
приказал подтянуть ремень – так и хотелось, на манер заправского
старшины, гаркнуть: «Равняйсь! Смирно! В колонну по два
становись!»
Да ведь не поймут…
Выдвинулись расхлябанным подобием
клина; впереди нас и позади, позвякивая оружием, и бодро матюгаясь,
шествовали такие же отряды.