– А что, у меня есть выбор? – сделал
я удивленное лицо. – Вызов был брошен не мной – уклоняться же от
драки не в моих правилах.
– Из любого правила бывают
исключения, – покачал головой полковник. – Вы же понимаете, с
кем собираетесь сойтись в поединке? Или нет?
– С камер-юнкером Александром
Пушкиным, – самым равнодушным тоном, какой только смог выдать – для
пущего контраста с этим его с придыханием произнесенным «кем» –
ответил я.
– Нет! – возвысил голос Данзас. – Не
просто с каким-то там камер-юнкером! С великим русским поэтом! С
гением, какие рождаются один раз в сто лет! С кумиром образованной
публики! С протеже господина Бенкендорфа, шефа жандармов и главного
начальника третьего Отделения Собственной Его Императорского
Величества канцелярии! С человеком, чьим личным цензором выступает
сам Государь!
– Простите, я и не знал, что дерусь
сразу с пятью противниками, – хмыкнул я в ответ на этакий заход со
всех возможных козырей.
– Это все один человек – Александр
Пушкин! – проигнорировал мой неприкрытый сарказм полковник. – Но
человек поистине выдающийся! Представляете, что будет, если в ходе
поединка вы даже не застрелите – просто серьезно его раните? Вас
незамедлительно арестуют и предадут военному суду! Но это еще
полбеды: на вас ополчатся не только власти: вся просвещенная
Россия! Современники проклянут вас! Потомки станут плеваться при
одном только упоминании фамилии «Солженицын»! Вы этого хотите?
– Признаться, о моих желаниях вопрос
здесь не стоит вовсе, – вздохнул я. – Я прибыл в столицу всего на
пару дней и менее всего собирался потратить это время на
окололитературные споры со стрельбой. И господину Пушкину мной не
было сказано ничего такого, чего автор его известности не слышит
постоянно. Гений счел себя оскорбленным? Мне жаль. Но…
– Так принесите свои извинения,
поручик – и недоразумение окажется исчерпано! – горячо перебил меня
Данзас.
– И не подумаю! – гордо вскинул я
голову. – Как я уже сказал, не вижу в тех своих словах ровным
счетом ничего зазорного. Каждый читатель имеет право на
конструктивную критику! Мне не за что извиняться – решительно не за
что! Однако, если господин камер-юнкер отзовет свой вызов – со
своей стороны я, конечно же, не стану настаивать на поединке.
– Он не отзовет! – с усмешкой бросил
не участвовавший до той поры в разговоре д’Антес. – Уж я-то его
знаю!