– Тогда зачем?! – снова взвился я. –
Зачем брать на себя роль палача – тем более, что желающий спустить
курок вполне себе наготове?
– Хм… Ради лучшего будущего? – вроде
бы спросила, но на самом деле ответила Полина.
– Что-то не очень оно складывается –
это ваше лучшее будущее, – скептически скривился я. – Вроде бы
столько стараний – а выхлопа фиг да ни фигá! Сколько лет Орден
ломает историю? Триста с гаком? Так его заботами уже яблони на
Марсе должны цвести, рак быть излечен, а российский флаг над
Вашингтоном реять! Впрочем, если судить по реальным результатам
миссий… – снова поморщился я. – Хотя бы тех двух, что я сам видел…
Влили огромные ресурсы в колонизацию Америки – потеряли Аляску на
десять лет раньше прежнего. Взяли в плен Наполеона – только бросили
Европу к ногам Англии. Теперь вот Пушкин… Тут даже красивой обертки
вокруг merde[1] не предлагается!
– Ты несправедлив, – дождавшись, пока
я выговорюсь, покачала головой девушка. – Называешь только те
последствия вмешательства, которые тебе почему-либо не нравятся.
Всегда есть и другие. Что с Российско-американской компанией, что с
Березиной. А что касается Пушкина… Не вполне уверена, но думаю,
дело тут вообще не в нем, а в д’Антесе. Зачем-то нужно, чтобы он
остался жить в России, а не был выслан.
– Но зачем – ты не знаешь?
– С моим нынешним вторым градусом? –
усмехнулась Полина. – Откуда? Но Машина учитывает все – в том числе
то, что нам до поры неочевидно или непонятно.
– Ага, Машина, вот и до нее таки
добрались, – хмыкнул я. – Предусмотрительная, мудрая, да что там –
всеведущая… И направила нас с Виктором прямиком на Ковальского!
Тебе не кажется, что она ведет какую-то свою собственную игру? –
задал я наконец «в лоб» давно терзавший меня вопрос.
– Машина не может вести своей игры –
при всем ее совершенстве, Машиной она и остается. Игру начал
Изобретатель, а ведет ее созданный им Орден, то есть мы!
– Ну да, удобно так думать! – бросил
я. – Но пусть это даже правда: результаты где?
– Копятся, – пожала плечами девушка.
– И мелочи, особо незаметные, и что-то крупное, но, до поры,
непонятного нам назначения. Копятся – и будут копиться еще лет
двести – Изобретатель прислал машину из XXIII века. А потом мозаика
сложится – и все выстрелит.
– Вопрос, в кого выстрелит, – едко
заметил я.