— На один?! Ха! Да я хоть сейчас
могу!
— Нет, завтра. Послезавтра расскажешь
на два, ну, и так далее. Спрашивать буду вразброс. Если не выучишь,
тренировки не будет.
— Какой-то ты Сашка стал не такой, —
возмутился Витёк, — вредный, как мой пахан. Ну, где я тебе найду
эту таблицу? Тот учебник давно уже в печке сгорел.
Я достал из портфеля чистую тетрадь в
клеточку, ткнул пальцем в последнюю страницу обложки:
— А это тебе что?
Витька долго и основательно следил за
моим пальцем. Наконец, разродился своей знаменитой фразой,
почерпнутой им у отца:
— Крову мать!
На том мы и разошлись. Перед тем, как
войти во двор, я немного еще посидел у калитки. Послушал, как лает
Мухтар. На смоле у сторожки жгли грязную паклю. Просквозил на своем
«газончике» дядька Ванька Погребняков. И все. На улице было пусто.
Жара. Пацаны, наверное, все на речке.
Погода моего детства радовала теплом.
Без рукотворного Кубанского моря климат был совершенно другой.
Купальный сезон у нас, пацанов, начинался в конце зимы. Февральские
окна — это десять дней полноценного лета. Глубокие рытвины на
разбитой грунтовке, которую бабушка называла не иначе, как
«прохвиль» наполнялись талой водой. Под солнечными лучами они
исходили паром. В субботу и воскресенье у лесовозов был выходной, и
вода в колее отстаивалась до нормальной прозрачности. Для мелюзги
самое то! В самых глубоких местах можно было даже нырять.
А больше по этой дороге никто не
ездил. Частных машин на нашем краю было всего две: убитая
«инвалидка» безногого дядьки Мишки и невыездной «Москвич» дядьки
Сашки Баранникова по кличке «Синьор Помидор». Это было не средство
передвижения, а, скорее, предмет роскоши. Помидор являл его миру
лишь в погожие летние дни. Естественно, все пацаны сбегались
взглянуть на этот спектакль.
Хозяин открывал кирпичный гараж.
Выкатывал на руках свою дорогую игрушку. Приближаться не позволял,
а уж руками трогать — ни-ни! Потом Помидор доставал из салона
чистые тапочки. Переобувшись, садился за руль и заводил двигатель.
Некоторое время погазовав, он проделывал то же самое, но уже в
обратном порядке. Дядька Ванька Погребняков называл этот процесс
«боевым проворачиванием механизмов».
К началу марта высыхала дорога.
Приходили машины с гравием, грейдеры, трактора. Ровняли,
закапывали, утаптывали. Но купальный сезон продолжался.
Прогревались мелководные притоки нашей горной реки. Все глубинки на
ней мы знали наперечет. У каждой было свое название: «Тарыкина»,
«Лушкина», «Застав»…