– Нажал кнопку на мобиле – а может, такая рация? – на отзыв – четко, слегка запыхавшись, произнес код, придуманный им же под сдержанное ворчанье Максимова: «Идиот – он всегда идиот». Да ладно, идиот… Карамышев Дмитрий Федорович, сокращенно КДФ, для запутывания иностранной разведки – 1ВБ, то есть ваших б… й по первому разу, 007 – всем же понятно, слямзил у англичан – возмездие неотвратимо.
– Какие проблемы? – в ответ с тревогой спросили.
– «Пээс» с местной охраной вознамерились меня – в обезьянник. Вправил им мозги, сдаю в браслетках, как положено. Черт! – встрепенулся. – Да я же этого сопливого официанта так и не оприходовал… У вас в Мурмане действительно эфэсбэшные ксивы за углом продают?
– Понятно, – с облегчением вздохнули. – Подержи их на мушке минут семь…
– Да какая мушка? – огрызнулся. – Лежат и таращатся с почтением.
Влетели черные, как грачи, спецы, пнули слегка «пээсов», поинтересовались:
– Кто первый усомнился в подлинности корочек Московского региона?
– От него сигнал, – повел плечом грузный полицейский в сторону официанта.
– Вот гнида, – вспылил охранник, – заныкал две сотни и взбаламутил полицию…
– Я сам, – отодвинул в сторону спеца.
Официант сложился от удара в живот и почему-то так и застыл, словно гомосек в экстазе.
– Перебор, – заметил спец, – он теперь так и будет стоять, смущать непорочных.
– Коньяк за счет заведения! – выскочила из-за спин рыжая бестия, титьки вроде натуральные, а морда кирпича просит. Наверное, мурманская достопримечательность: транссексуал «ой, я сама разденусь», а между ногами что-то непонятное.
– Я при исполнении, – уныло бубнил спец. – Ребята, забирайте этих для профилактической беседы. Завидую тебе, майор, – ухмыльнулся, – пихайся с достопримечательностью, а мы отбываем. Если что – звони, не стесняйся, авось до утра доживешь.
– Коньяк будешь, самый лучший? – басит достопримечательность. – Стресс снимает…
– Где ты найдешь тот коньяк, который, после взгляда на тебя, стресс унял бы? – тихонько пошел КДФ из адского заведения.
Вошел в номер, вскинул в душевном порыве руки, забубнил:
– Натка, какая звезда тебя, дуреху, внедрила к нам? Чего ты рвешься в этот Мурманск, изнасилованный конторами ЖКХ, проданный и перепроданный проходимцами-чиновниками, сосущими из людей кровь и нервы. Беги, Натка, беги от этого мира, в котором высокие технологии работают прежде всего на уничтожение себе подобных братьев и сестер, беги от мира, в котором – рабы, зависимые от денег, корысти, лжи, нищеты и престижных богатств дельцов и политиканов. Беги, Натка! К чему твой зудеж самопожертвования, этот мир ни ты, ни кто другой не исправит. Мы неправильно живем… Мы неизлечимо больны, нас отравили, или мы в действительности такие и есть. Такой мир еще слегка просуществует под пятой долларовой элиты и остатками людей, которые стремились к любви, честной демократии и свободной, незапрещаемой жизни, скрашенной страданием, болезнями, несбывшимися надеждами и бессмысленным несамореализованным творчеством. Беги, девочка, в свой мир, где, возможно, свет светит всем, а тьма проникает в другие миры, а ваш обходит стороной. Беги или, если не можешь, притаись и уже ничего не жди…