А ведь только что эта живодерня была лицом человека. И вот – один пар над теплым мясом.
Еще одна доля секунды – и над всей поверхностью адовой раны веером брызнула кровь.
Падая вперед, несчастный угодил открытым ртом прямо на острие ножа, который сжимал в кулаке правой руки и, довершая зверство, лезвие глубоко ушло в глотку – по самую рукоять – в жерло гортани, рассекая пополам язык и перерезая голосовые связки, после чего кровь уже хлынула широким потоком.
Несколько сгустков задело меня. Я был почти в обмороке от безобразного облика той мясной куклы, на какую напялено лицо человека.
Только прекрасная незнакомка сохраняла полное присутствие духа. Отпрянув от тела, которое рухнуло на пол, она с леденящей силой и сверхестественной решимостью выхватила со дна сумочки оружие и убийственным жестом власти уперла револьверный ствол прямо в мой лоб, больно ввинчивая отверстие ствола в кожу: «Кто ты, гад?! Считаю до трех. Ты с ним заодно?»
Мой ответ был настолько дик и глуп, что она разом поняла, что имеет дело с умалишенным придурком.
В паническом страхе я выпалил то, что нещадно муча-ло: «Скажите, кто я? Мужчина или женщина?»
– Умоляю, ответьте правду.
Умирающий свернулся кольцом. Уже агонизируя, он пытался уцелевшей рукой вытащить нож из горла, а левой культяпкой держать глаза в глазных ямах.
Напрасно!
Нож только надсадно скрипел в мышцах. Глазные яблоки болтались на пружинах зрительной жилы.
– Ты… ты женщина, идиот! Надень, – и она сорвала с головы волосы. Да, это был парик. Спрятав револьвер, незнакомка властно водрузила парик на мою голову и затянула потуже венецианской сеткой, при этом она следила краем глаза за тем, чтобы кровища, растекаясь по ковру, не испачкала ее кроссовки.
Последний жест угрозы – жемчужное ожерелье на мою шею; и, широко перешагнув через тело, она осторожно открыла дверь купе.
Только тут она оглянулась.
Глаза вдруг наполнились слезами: вот так всегда, прошептала беглянка, всегда в самый последний момент… сматывайся, дурилка, пока они тебя не ухлопали. И никогда, никогда не ищи меня.
Бросила в мои руки какой-то предмет.
И исчезла.
А я? Я окончательно впал в идиотизм. Вместо того, чтобы бежать сломя голову, уносить ноги пока не поздно! Я, не обращая внимания на конвульсии человека на полу, наступив на его сырую от крови форменную фуражку, я принялся внимательно изучать вещичку, которую мне удалось поймать на лету. Повертев пальцами, я наконец догадался, что держу тюбик губной помады. Глупо гордясь своей смекалкой, снял колпачок, вывернул наружу лаковый пурпурный язычок и уставился в купейное зеркало.